«Мне кажется: вот маску я сниму,
и этот мир поменяется со мной…»
Арлекино
Уже не у кого спросить точную дату – но приблизительно 40 5 годов назад мне прочли рассказ «Соловей и роза». С того времени вдоль и поперёк читан и смотрен Создатель, чудилось бы, нечего добавить. Но жизнь предложила продолжить… опыт.
В конце апреля прошедшего года нам читали Уайльда. Который, меж иным, писал, что задачка искусства – скрыть художника, что искусство – зеркало перед аудиторией. В этом случае создатели значатся на афише, но им вправду удалось скрыться за личностью Арестанта Грустного Вида. Это творческая фортуна.
Фактически, Игорь Владимирович, кажется, преследовал и поразил ту же цель. Он был чтецом, поднимавшим из глубин литературного океана новейшую Атлантиду: малоизвестные странички жизни разобранного на цитаты писателя.
(Ну, не гласите, что вы не помните «я веду ежедневник, чтоб иметь под рукою что-то сенсационное на вариант долгой поездки» либо «дама, не скрывающая собственный возраст, способна на всё» и так дальше.) Балалаев не стяжал лавры Стивена Фрая, ну и Стивену Фраю до его кумира далеко. Наш век очень бережёт свои нервишки, потому будущее его под вопросцем. Мы отыскиваем наслаждения там, где есть лишь пучина, а когда не находим, устраиваемся поудобнее и называем любовью что попало, а противное забываем. От чего же нас и остерегает тень Уайльда, от имени которой звучит «Тюремная исповедь».
Персонажи произведений куда активнее в исканиях собственных, на их – свет, для их – музыка, им – песни прекрасные. Подзабытый фантаст-космист Иван Ефремов считал явление красы схожим лезвию бритвы: чуток вздохни в сторону, и она исчезает. А ещё лезвие красы может ранить, а «повезёт» — и уничтожить. «Если я буду убит – я буду убит мушкетёром», вот это вот всё.
Сценография и мизансцены, на мой вкус, могли бы совсем отсутствовать. Артисты таковы, что и на пустом аэродроме приостановили бы время, перекидывая друг дружке эстафету: из тюремного окошка на площадь статуе, ласточкой в дом влюблённых, соловьём в розовый сад, духами скорби к обелиску «того самого Дориана» — и опять в начало, в строчки «Баллады о Рэдингской темнице».
Сейчас игрались:
Оскар Уайльд — Игорь Балалаев (о нём выше сказано)
Лорд Генри — Максим Заусалин, Глэдис — Агата Вавилова (в поединке самолюбий одолевает тот, кто больше любит не себя, и Генри терпит поражение два раза, не умея осознать, что, творя чужую жизнь, стоит преследовать иную цель, нежели украсить свою)
Ласточка — Юлия Чуракова, Счастливый царевич — Игорь Кроль (назову эту пару самой близкой к канону: царевич трогательно беззащитен, ласточка вызывающе жизнерадостна, их взаимопроникновение побуждает)
Хэтти — Юлия Ветла, Студент — Влад Юдин (спасибо за расширение горизонтов, я была халатна и чуток не упустила двоих увлекательных артистов мюзиклового жанра; девице в данной нам истории добавили человечности, включив ее в число «жертв» покойного мистера Грея. Песня о творцах, не ведающих, что творят, весьма близка обычному мещанину и делает всю историю актуальнее)
Роза — Екатерина Варкова и Соловей — Денис Котельников. Екатерину, раз услышав, не позабудешь (концерт «Без минусов» и «Суинни Тодд» на Таганке тому порукою). Решительная, императивная, полюбив, роза становится ласковой и застенчивой. Поступок соловья вот уже практически полста лет, как я стала ему невольным очевидцем, не вызывает во мне ни протеста, ни усмешки: человек сделал то, для чего же был рождён, чем жил и без чего же не именовался бы самим собой (я произнесла «человек» — ну, по правде, не птица же) – пожалуй, он и есть альтер эго гения, и то, что эта роль «по стечению событий» досталась Денису, я ощущаю как присутствие Оскара У. рядом с нами.
Лена Трефилова специально для Musecube
Фото: Basil Pro
Источник: musecube.org
