Наслаждаться им так же трудно, как "Черным квадратом", искать там глубины — еще труднее. То есть домыслить или даже вымыслить можно что угодно, ибо это кино позволяет. Но всегда есть несколько опорных точек. Во-первых, это Феррара, наркоман и безумец, юродивый от кинематографа. Он начал с рассказа о безумии ("Убийца с электродрелью"), закрепил успех безумием сексизма ("Мисс 45", "Плохой лейтенант") и преуспел на ниве темных инстинктивных образов, соединенных так причудливо и нелогично, как это возможно во снах или в творчестве палаты N 6. Со временем фирменные образы стали фирменными штампами, что новый фильм демонстрирует в изобилии.
В мировом ресторане кино фирменным блюдом стал абсурд
Во-вторых, его "Нули и единицы" сняты в год пандемии, причем пандемийные навыки возведены в ранг не только рутинных, но и вечных — кое-как нахлобученные маски, санитайзеры, термометры-пистолеты у лба, инстинктивное мытье рук. Действие происходит в Риме, куда переехал Феррара и где пережил локдаун. Все это вкупе с затаившимися улицами Вечного города создает апокалиптическое зрелище, в последнее время ставшее будничным. Состояние тревоги и ожидание ужаса превратилось в наше обычное состояние — это определяет гнетущую атмосферу психодрамы. Оператор берет планы или сверхкрупные, или устрашающе пустынные, камеру мотает почище, чем в опусах датских "догматиков". И всегда ночь — режущие глаз сполохи огней, тускло освещенные багровые лица, светящиеся в темноте глаза зомби.
Итан Хоук играет здесь единственную роль, которую ролью можно назвать условно — она требует не столько игры, сколько присутствия и обозначения состояний, если это вообще возможно в теневом театре. Роль американского солдата по имени Джей Джей, прибывшего в Рим с задачей, неведомой ему самому. Рим пуст, темен, изуродован граффити, невнятен, молчалив. Слышны только заунывные молитвы мусульман и вульгарно расхлябанная русская речь в исполнении супруги режиссера Кристины Кирьяк (однажды действие перенесется даже в московский "купецкий" ресторан, где пируют нувориши со своими девками); иногда являются китайцы с их гейшами-лесбиянками и кокаином — наличествуют все стереотипы "чужих" для цивилизованного мира наций. Кем-то из них взорван Ватикан с его шедеврами — взрыв аляповато сымитирован компьютером.
Джей Джей долго и вяло блуждает по ночному городу, пытаясь отыскать брата-революционера (в этой роли тот же Итан Хоук), беседуя с женой брата (Валерия Корреале), становясь свидетелем пыток — рожденная воспаленным воображением жестокая сцена способна подсказать любителям таких забав много новых идей. Фильм зафиксирует и не менее зловещую смену гендерных ролей: вооруженного солдата возьмут в плен еще более вооруженные и агрессивные девицы, хохоча и грязно шуткуя, увезут его в неизвестность и там заставят под прицелом одну из них оплодотворить — мол, хватит считать нас машиной для родов, побудь теперь быком-производителем.
Какой Феррара настоящий — имитатор, нашедший коммерчески выгодную маску, или провидец?
Много отсылов к религиозным мотивам разных конфессий, и они тоже не сулят хорошего: призывы к добру и справедливости звучат смертельной угрозой неверным. Сцена с плененным террористами братом похожа на бред полубезумного — такой можно услышать от свихнувшегося встречного, схватившего вас за грудки и излагающего — изрыгающего — свои планы немедленно изменить мир.
Кроме всего этого, за 80 томительных минут в фильме ничего не произойдет такого, что сдвинуло бы сюжет с мертвой точки и привело бы его к чему-нибудь определенному. Но просветление в последних кадрах все-таки наступит — столь же бредовое и безликое, снятое со спины и конвульсивно пританцовывающее.
На Тарантино подали в суд из-за продажи сцен из "Криминального чтива"
То ли Абель Феррара, то ли Итан Хоук сочли нужным предварить и завершить картину прямым обращением к зрителям. В первом спиче Хоук говорит о том, как он сражен творчеством Феррары и как они духовно близки. Во втором является картинно ошеломленным и долго молчит, а потом признается, что уже в сценарии не понял ни слова и даже теперь, посмотрев готовый фильм, не усек, что хотел сказать Абель Феррара, — но ему понравилось. Понравилось и членам жюри фестиваля в Локарно, одарившим Феррару "Серебряным леопардом" за режиссуру.
Красивые тексты о фильме пишут критики — они всегда заражаются от творца страстью к эмоциональным состояниям, не замутненным внятной мыслью, и потом увлеченно вяжут лабиринты туманных умозаключений. И гадают, какой Феррара настоящий — провидец недалекого будущего или имитатор, нашедший коммерчески выгодную маску, которая, впрочем, перестает работать. Но останется без ответа все более актуальный для кино вопрос: ну, мы прикоснулись к сумеречному галлюциногенному сознанию юродивого, в очередной раз предвещающего цивилизации конец от "понаехавших", — и что?