Влюблённые часто начинают с того, что обманывают самих себя, а кончают тем, что обманывают других.
(Оскар Уайльд)
Любой, кто имеет счастье, привычку или необходимость смотреть (или работать) не единожды один и тот же спектакль, подтвердит, что двух одинаковых показов — не бывает.
Пожалуй, «Портрет одной души» нельзя смотреть часто (но я была бы рада, если бы он игрался не так редко). Нельзя — потому что, если не наблюдать, но погружаться, то потом неминуемо воспоследует очень сильное опустошение. Нельзя — потому что Олег Михайлов написал и играет очень сильную музыку. Нельзя, потому что там реально очень филигранные тексты, но они сложны для восприятия с чистого листа. Нельзя, потому что актерская игра очень честна и выпукла, ибо работать приходится по особым условиям жанра.
Однако за любым опустошением приходят силы жить — в полную силу, с новыми чувствами, с яркими красками. Словно все эти очень выводят на новую спираль существования.
После первого просмотра я писала статью. Но послевкусие (длиною около года) сочетало в себе музыку и образ крышесносного взаправдашнего оглушающего Оскара Уайльда. Не потому, что я считаю артиста, его играющего, гением (хотя я считаю), но потому что я на самом деле видела одного из любимых авторов в тяжёлые для него времена. И вся история тогда у меня прошла через призму моего отношения к Уайльду: напряженному, раздавленному, страдающему, но не сломленному и готовому творить.
Удивительное среди меня дело и неожиданный для меня же опыт: писать второй раз про тот же самый спектакль. Впрочем, нет, — теперь я вижу совершенно другого Оскара, а, значит и совсем иной «Портрет одной души».
Вся та боль, страдание, отчаяние и рвущиеся наружу смыслы остались при нем, но через них он транслирует такое пугающе прекрасное в адрес своих героев, что забывается дышать. К слову, на этом спектакле можно, но невозможно снимать: не потому, что есть риск помешать артистам в отсутствие расстояния между сценой и залом, но потому, что камера мешает восприятию зрителя. Здесь созданы идеальные условия, чтобы был только Уайльд и распахнутые души в зале.
И тогда он, Уайльд, осмелится явить миру своих героев — и это будет история не про то, как не надо любить и не про то, как любить любовь, но про то, во что захочется завернуться вечером, как в тёплый и уютный плед, и перебирать в памяти взгляды, слова и мелодии. И каждый раз открывать что-то новое для себя, про себя и о себе. Новый Оскар объединяет вокруг своей персоны всю силу и красоту своих героев, вдыхает в них жизнь, питает любовью — а оттого находит в себе силы быть и существовать далее, и щедро делится этим со всеми, кто готов принимать. И с каждым разом спираль все шире!
Любой автор, конечно же, волен относиться к своим персонажам и даже произведениям так, как угодно ему: любить, ненавидеть, не желать с ними расставаться или же уставать от них.
Жизненное пространство заключённого С.3.3 в Рэддингской тюрьме ограничено его камерой, камера же на театральной сцене вмешает в себя и городскую площадь, и сад, и радость цвета померанца, и… — хотя на самом деле, всего-то несколько сундуков, пусть и вмещающих все скелеты и тайны всех тех, кто за неполные два часа выходит из-под пера писателя: Глэдис и Генри, Студента и Хэтти, Розы и Соловья, Принца и Ласточки, а также самого Оскара (да-да, ведь в либретто Натальи Сажиной и стихах Татьяны Белянчиковой переплетены не только сказки и роман Уайльда, но и автобиографичная баллада и даже De Profundis, который относится, скорее, к изданной личной переписке автора).
В том самом изданном письме к Бози — длиною в 50 тысяч слов — Уайльд писал: «И если хоть одна строка вызовет у тебя слезы — плачь, как плачем мы в тюрьме, где день предназначен для слез не меньше, чем ночь. Это единственное, что может спасти тебя».
Слёзы во время спектакля — обычное дело: опустошающие, очищающие, обнадеживающие.
Глядя на героев, которые живут на сцене благодаря Ольге Беляевой, Максиму Заусалину, Денису Котельникову и Евгении Авдеевой/Екатерине Варковой, Юлии Чураковой и Эмилю Салесу, Владиславу Юдину и Екатерине Новосёловой-Волковой, нельзя не вспомнить афоризм Уайльда: «Люди всегда разрушают то, что любят больше всего».
Глядя на Уайльда Владислава Кирюхина нельзя забыть его, Оскара, горькое: «У меня же отняли весь прекрасный мир, изменчивый и многоцветный». Но там, в монохромной тюрьме, он живет надеждой света и уверенностью счастья.
Век его многих героев недолог, но в моменте проживания им спектакля, даже зная оба жестоких финала, впитываешь ту самую любовь к его выпестованным и многогранным героям — и к жизни. Фигура Уайльда настолько сильна и чувственна, так тянется к хрупкому счастью всех, что порой кажется, что главный режиссёр судеб и спектакля — он сам (хотя, конечно же, у спектакля есть режиссёр, Дмитрий Белянушкин). Оскар живет в аду, но продолжает верить и находит утешение в крыльях и сапфирах, красках и табаке, книгах и воспоминаниях, песнях и влюбленностях.
11 октября запланирован самый грустный «Портрет одной души» — обмануться всем суждено лишь ещё единожды, потом ПК «Театрон» приступает к работе над новым проектом, а потому в прокате спектакля по произведениям Оскара Уайльда наступит пауза.
Ольга Владимирская специально для MuseCube
Фото Екатерины Шторм