5 марта, после показа спектакля «Любовь и голуби», побеседовали с исполнителем роли дяди Мити — Михаилом Жигаловым, о том, как найти «свое», почему быть актером — это болезнь и за что так любят дядю Митю.
Михаил Васильевич, вы же изначально техническое образование получили, работали на заводе, в НИИ, почему вас вдруг «пробило» на театр?
Не знаю, видимо было это где-то заложено. Я увлекался театром, в самодеятельности участвовал во Дворце пионеров. У нас была замечательный педагог, Татьяна Васильевна, и она нам всегда говорила, что любительский театр – это очень хорошо, это развивает человека. Есть даже терапия такая: театром лечат. А вот профессиональный театр – это совсем другое дело. Она нам прививала интерес к процессу, к разбору, к этюдам, а вот это «афиша, публика, касса» – это все другое. Она говорила, что если ты можешь жить без театра – тебе там нечего делать.
Значит, после школы вы для себя решили, что можете?
Мне казалось, что могу, хотя театр я по-прежнему любил. Мало того, когда я стал учиться на техническом направлении, работать, я там никому не говорил даже, что когда-то играл… У меня там карьера хорошо шла, и я даже особо не ходил в театр.
При этом, когда ходил, был хорошим зрителем: если попадал на хороший спектакль, то прям загорался, а если попадал на спектакль не очень хороший, думал: «Ну как же, ну что же они, ну можно же лучше! И я этим делом заболевал…»
Почему вы вдруг решили все бросить и уйти в театр?
В какой-то момент настал такой кризис. Пока я работал инженером, я действительно вкалывал, ездил испытания проводить и вдруг мне стало все равно. У нас на этаже 5-6 был член совет директоров, и сначала когда меня туда вызывали, хвалили: «Вот молодой специалист, талантливый, всё прочее» – у меня гордость была, а потом я вдруг понял: меня хвалят, а мне все равно, ругают – тоже все равно.
И потом у меня товарищ, с которым учились вместе, весь такой творческий был, очень увлекался джазовой музыкой. А у него папа – «большой человек», и он ему уже карьерный путь выстроил: в институт поступить, отработать 3 года по распределению, потом поступить в академию внешней торговли, ее закончить и дальше «вверх». И как-то мы с этим товарищем сидим, говорим и он вдруг заплакал: «Я бы сейчас мог… а я чем занимаюсь!» Я посмотрел на него и думаю: «Е-мое, и я так вот буду…» У меня там еще планировалась командировка в Англию, стажировка на 10 месяцев, и я поеду и буду думать: «Эх, а я бы мог…» и понял, что лучше попробую в театральный.
Почему вы, в итоге, не стали поступать в театральный вуз?
Тогда была драматическая студия при Центральном детском театре, как техникум. Мне ребята, ученики Таисии Васильевны, которые туда поступили, сказали, что будет добор на 2 курс. Я решил: значит так, если, допустим, идти сейчас 4 года учиться, потом еще себя в профессии пробовать – уже 6 лет, а здесь добор – 2 года и я получаю право работать. Ну, год еще, допустим, понять: твое – не твое. Если нет, то я успею вернуться в НИИ. Я и пошел сюда. Но возвращаться не пришлось: я сразу стал работать, и там пошло-поехало. А высшего актерского образования у меня так и нет.
Были моменты, когда казалось, что вы зря ушли в театральную сферу или сомнений в правильности выбора не было?
Я долго взвешивал плюсы-минусы профессии. Тогда мозги-то еще были молодые. С точки зрения нормального человека: минусы перевешивают. Это ведь только так кажется, что все легко и хорошо, на самом деле, такого нет. Но я понял, что мой случай – это то, о чем Татьяна Васильевна нам говорила: «без театра жить не можешь». У Станиславского даже написано: «Актер – это не профессия, актер – это диагноз!» Если ты «ку-ку», то что взвешивать плюсы и минусы? А если не «ку-ку», то в театре нечего делать.
Но сразу ведь этого не поймешь, а потом уже может быть поздно в театральный поступать…
Здесь все просто: если можешь не поступать – не надо. Вот взять статистику: на курс набирают 30 человек, а становятся актерами сколько? Иногда 2-3 человека. С нашего курса, допустим, только мы с Ирой Муравьевой. Взять сейчас все эти курсы мхатовские, сколько людей остаются в профессии? Единицы. А остальные калечат жизни: выходят из вуза, думают: «актер – это возвышенно, это художник», и больше ничего не умеют. А уже возраст, и что делать?
А вы не боялись, что будет также?
У меня был плюс: я не боялся, что без работы останусь, знал что у меня за плечами тех образования. Во-вторых, я знал, что действительно хочу в театр, а не просто так иду, лишь бы куда. Вообще, будь моя воля, я бы закрыл все театральные институты. Разве закрылись бы тогда театры? Нет. Вот, «Ромео и Джульетту» хотят в театре ставить или кино снять: перероют тысячи и найдут молодых и талантливых. Сыграли? Ага, значит, можно дальше учить. Надо сначала понять, может ли человек быть актером, а потом уже дать ему заочное образование.
Как понять, что ты нашел «свое»?
Я для себя придумал такой образ: каждый человек рождается с ключом в руке. Есть двери: замок и ручка. И есть человек. Задача его – как можно скорее найти свою дверь и ее открыть. Знаешь что такое удача? Удача – это объективный показатель того, что ты на своем пути. Вот есть путь, ты открыл на нем свою дверь и все получается, все легко. А мог и чужую: вроде открыл, сломал, влез и ничего. Ты и туда, и сюда подался, а все впустую. Вот, значит, и ищи свою дверь до победного.
Михаил Васильевич, вот вы сказали, что в театре непросто. Почему?
Это очень все индивидуально. Понимаешь, актер – это очень творческая профессия, но она очень архи зависимая. Художник пишет картину и он сам по себе, а в театре первоначально что? Пьеса. Потом – режиссер, а потом уже твоя роль, и ты от этого зависишь.
Что значит «стать профессионалом» в театре?
Я решил для себя, что актерская профессия отчасти похожа на самую древнюю. Вот есть театр, идет распределение на новый спектакль, называют фамилии и роль: «Жигалов – Тютькин». Ты знать не знаешь, что это за Тютькин, даже представления не имеешь, но должен играть. Мало того, если мне не нравится пьеса, не нравится роль – зритель это все увидит. Значит я должен не просто сыграть, а полюбить этого Тютькина.
Вот сейчас зритель смотрит спектакль и должен думать, что я, наверное, всю жизнь мечтал сыграть этого дядю Митю. Так же и в древней профессии: клиент должен думать, что он просто идеал. Если девушка будет кривиться, она не профессионал. Вот как все непросто.
А своего дядю Митю вы действительно любите?
Конечно!
Вот дядю Митю все любят, а что в нем такого притягательного?
Понимаешь, жена его ругает: «И то не так делаешь, и то, и пьешь!» А он же говорит: «Я не пью, я выпиваю!» Он же не напивается так, чтобы валяться под забором. Он напивается, чтобы веселее жить! Он, знаешь, как барон Мюнхгаузен местного разлива: и это фантазирует, и то придумывает, и складно! Общаться любит. Чуть что – к своей бабе Шуре, но она и задать может (пр. смеется).
При этом, он действительно служил на флоте, много видел и знает. За дело и по морде даст – совершенно без вопросов.
Значит, у него все со знанием меры, даже хулиганство?
Ну, бывает, что и переборы… А у кого не бывает?
Почему тетя Шура и дядя Митя постоянно ругаются, хотя очень друг друга любят?
Ну а что, в жизни так не бывает что ли? Очень часто так и бывает. Да и тут уже не поймешь: это игра или это всерьез? Если дойдет до чего-то серьезного, они ведь тут же будут друг другу помогать, а их перебранки – это такой способ существования, такие вот проявления любви.
Чем еще гуркинская пьеса хороша, что там все это есть, и моменты любовные в том числе. Вот о чем пьеса, если двумя словами пересказать?
О любви…
С одной стороны, да, а с другой – хороший левак укрепляет брак. Тоже ведь есть мысль, хотя Вася с Надей из-за этого в какой-то момент и ругаются, и, кажется, совсем у них разрыв.
Как вы думаете, история Шуры и Мити – это будущее наших героев, или у Василия с Надей все будет по-другому?
По-другому, конечно, будет. И потом, там же как в пьесе, в кино то этого нет, – у Шуры детей не было. Она и сама говорит: «другую родилку не найдешь и у соседки не займешь». А у Васи с Надей – семья, дети и так далее.
Михаил Васильевич, когда вам только предложили эту роль, не было опасений, что дядю Митю все знают по кинообразу Сергея Юрского и так любят, что нового могут и не принять?
Ну знают все и знают. Сколько мы играем, даже те, кто приходят смотреть с настроем скептическим: мол, как же это мы за такое взялись – остаются очень довольны. Пьеса ведь более хулиганская, чем кино, и спектакль такой же! В фильме все «подстригали», у того же дяди Мити там всю выпивку практически повыкидывали… А мы нет, оставили!
А когда вы узнали, что собираются ставить «Любовь и голубей», не возникла мысль, что уже есть фильм и браться за это не стоит?
Нет, конечно. Это же изначально была пьеса. Сначала был поставлен спектакль в Московском театре «Современник», а уже потом Володя Меньшов увидел его и решил ставить фильм. Он спектакль раз 5 смотрел, но из всего состава взял только Дорошину. После появления киноверсии пьеса продолжала существовать и существует до сих пор, и с фильмом очень разнится.
Как появился ваш спектакль?
Вася (пр. авт. Василий Мищенко) в том спектакле «Современника» играл Леньку. И когда уже через много лет Громушкина решилась за это взяться, как-то все так удачно начало складываться и совпало, что появился наш спектакль и наш состав.
Какой главный посыл этой истории в целом?
То что в конце было сказано: любите друг друга и не стесняйтесь никаких не проявлений, ничего. Любите и все будет хорошо!
Вера Куличенкова специально для Musecube
Фотографии Ирины Максимовой смотрите здесь