В пустом бассейне с бледным кафелем Мастер (Денис Савин) творит скульптуру — долбит молотком с зубилом прямо по черепу Понтия Пилата (Михаил Лобухин). Видимо, мозг от этого крошится у обоих, но Пилат удрал, а из стенки бассейна выехала кровать, и Мастер оказался в клинике для душевнобольных. Дальше все как положено.
Гендиректор Большого театра прокомментировал ситуацию с билетами на "Щелкунчик"
Аннушка разлила масло, элегантный Воланд предупреждал болтавших на скамейке Берлиоза и Бездомного. По авансцене провезли отдельно тело, отдельно голову Берлиоза, потаскав ее за окровавленные волосы. Потом в бассейне откроется дюжина дверей, за одной взвизгнет в ванной намыленная девица, за другой охнет застигнутый на унитазе милиционер. По сцене носится одетая в советское ретро группа граждан, изображая трамвайный вагон — так малые дети играют в машинку. Свита Воланда мило бесчинствует, Кот Бегемот тихо гадит на полутруп. Высококлассные артисты Большого театра делают вид, что участвуют в балете.
Когда действие переходит в театр варьете и на сцене наконец-то танцуют, в собранном из разных сочинений Шнитке и Милко Лазара звучит единственный адекватный танцу фрагмент, трагичное танго Шнитке из кинофильма "Агония", здесь созвучное знаменитому танго Шостаковича. Но труппе не придумано танца, как и прирожденному конферансье Жоржу Бенгальскому (Геннадий Янин): пока его как бы открученной головой не до жути, легонько играют в бильярд, завороженная фокусом публика варьете раздевается до семейных трусов, черных чулочков и сексуальных перчаток по локотки, будто готовясь к свальному греху в духе Пазолини.
Фото: Дамир Юсупов/ Большой театр
И вот тут спектаклю без хореографии хватает только режиссуры. Вот эта самая толпа, только что жаждущая развлечений, сытая и вальяжная, превращается в голых человеков обоего пола, беззащитных перед тираном. Перед любой властью, какой бы она ни была. Блистательный Воланд (Артемий Беляков), окончательно их гипнотизируя, перекидывает управление дивному Понтию Пилату (Михаил Лобухин), и когда, опомнившись, люди бьются в закрытые двери, кафельный бассейн превращается в газовую камеру. Балет "Мастер и Маргарита" будто нежданно для самого себя перелетает от темы сталинизма к злодеяниям фашизма, а оттуда без остановки в наше время "игр в кальмара" и вирусных атак, когда физическое тело все больше уязвимо и все больше контролируется социумом.
Однако действие ныряет обратно к допросам-пыткам, и растерзанный тройкой следователей Мастер передает привет от постановщика Эдварда Клюга распятому Христу Бориса Эйфмана и Сальвадора Дали. Дуэты с Маргаритой, и первый и второй, смотрятся очень странно, колкая дисгармония музыки противоречит любому поиску гармонии через поддержки и пуанты. Эту лирику выручает ирония — то есть свист закипевшего чайника перед кроватью сошедшего с ума Бездомного (Михаил Крючков).
Остается восторг перед труппой Большого театра, способной станцевать хоть Шнитке, хоть Клюга
Справедливости ради, постановщик не только позволял сюжету вывозить самого себя. Тянитолкайское объяснение героев на скамейке или пронзительное слияние доктора-психиатра с больным смотрятся отлично. Но не оставляет ощущение, что артисты в большинстве случаев лепили из того, что было. Красавица Гелла (Ана Туразашвили) рисовала попавшую на банкирскую тусовку среднюю актрису, Бегемот (Вячеслав Лопатин) пакостил широко и на изумление красиво, абсолютная Маргарита (Ольга Смирнова) играла хрупкую сильную женщину, не получив ни одного содержательного соло. И где еще разгуляться балетмейстерской мысли, как не на сцене бала сатаны, но здесь Эдвард Клюг использовал один-единственный прием, названный ровесником того времени Мандельштамом "растительной покорностью кордебалета".
Фото: Дамир Юсупов/ Большой театр Балерина из Калифорнии решила стать россиянкой из-за любви к балету
Одетая в телесные трико с алыми перчатками нечисть сливается в непрерывную линию, множа разом "танцы машин", прием варьете и ныне модного хореографа Димитриса Папаиоанну. Цепь сомкнутых, непрерывных, как лиана, рук замыкается на пьющей из черепа кровь Маргарите, зло торжествует, тихий финал с выходом Мастера из матраса провисает.
Театральные не любят "Мастера и Маргариту", социальный мистицизм романа гаснет от прикосновений. Но досада от посредственности, мелкотравчатости спектакля все равно есть. Дважды мелькал шанс, что мимо-пластическое шоу разрастется до хореографии. Но что мимо, то мимо, выстрел из пушки по воробьям. И хотя по либретто "отрицательные отзывы критиков заставляют Мастера чувствовать себя распятым", остается восторг перед его храбростью и находящейся в отличной форме труппой, способной станцевать хоть Шнитке, хоть Клюга. Вот этому и можно порадоваться.
Фото: Елена Фетисова/ Большой театр