Начнутся всякие дискуссии, диспуты: что это было за событие, да и зачем оно произошло и что принесло. Конечно, девяностые будут поминать, не забывая прибавить к ним определение "лихие". Я иначе отношусь к тем годам, нежели принято сейчас, я считаю, что было сделано немало глупостей, но и много правильного осуществилось, необходимого. И то направление, которое было выбрано тогда — на демократию и развитие, было единственно верным.
Андрей Максимов: Задача взрослых — научить свое чадо дружить с Жизнью
Однако совсем не хочется делать никаких политологически-экономических выводов, для этого есть специально обученные люди. Эти три августовских дня были фактом моей личной жизни, и фактом значимым. Просто хочется вспомнить — а теперь уже и напомнить, — как это все происходило. И, что немаловажно, ответить самому себе на вопрос: "Для чего, собственно говоря, пошел я на баррикады Белого дома?"
В августе 1991 года я работал в газете "Россия" — органе Президиума Верховного Совета РСФСР. Газета находилась в Белом доме. В день путча я припозднился, и меня удивило невероятное количество охраны, мой пропуск проверяли несколько раз, и почему-то очень внимательно. Я спросил Андрея Дятлова — моего товарища, руководителя газеты: "Что-то случилось?" Андрей посмотрел на меня как на сумасшедшего и ответил, усмехнувшись: "Ты что, не знаешь, что нас нет? Нет нашей газеты". Почему-то этот ответ я запомнил на тридцать лет.
А потом заработало радио и сообщило, что все газеты — в том числе и наша — закрыты, Горбачев отстранен от власти, страной командует ГКЧП во главе с Янаевым.
Наша газета, конечно, была — прямо в Белом доме. Мы печатали листовки, по факсу передавали новости в регионы… Мы жили в Белом доме все время путча, и когда Андрей вернулся домой, маленький сын спросил его: "Пап, ты с войны вернулся?"
Особенно страшной была первая ночь, когда нам объявили, что готовится танковая атака на Белый дом, и всех женщин просят покинуть здание…
Дети умеют точно улавливать время — ощущение было именно такое: мы — на войне. Особенно страшной была первая ночь, когда нам объявили, что готовится танковая атака на Белый дом, и всех женщин просят покинуть здание…
Когда мы вспоминаем сегодня 1991 год, мы знаем, что случилось и чем дело кончилось. Люди, строившие баррикады, всего этого не знали. Они шли сюда, готовые воевать и погибнуть.
За что? Это очень важный вопрос. Опять же с позиций сегодняшнего дня на него может быть много разных ответов, но тогда было понятно.
ГКЧП сильно смахивало на собрание советских людей, да таковым и было. Как-то очень по-советски сместили Горбачева. Закрыли газеты — и это было ужасно. В те годы мы только-только начали привыкать к словосочетанию "свобода слова", и оно нам очень нравилось. И то, что свобода, по которой мы так истосковались. И то, что слово начинает играть роль в жизни общества. Чуть раньше в Театре Ермоловой вышел замечательный спектакль Валерия Фокина со знаковым названием "Говори!".
Максимов: "Приеду к обеду" Екатерины Рождественской — уютная книга
Сейчас уже начинаются разговоры о том, что ГКЧП было не так уж плохо и несло всякое-разное прогрессивное. В 1991 году для нас было очевидно: есть прошлое — это ГКЧП и есть будущее, которое у нас ассоциировалось с Ельциным. Люди, которые шли к Белому дому воевать — а они шли именно воевать — за будущее против прошлого. Мы не совсем представляли, каким будет будущее — просто верили в него. Но мы очень хорошо знали, каким было прошлое с его бесконечной идеологией, дефицитом, пустыми полками…
Мы хотели другой жизни. ГКЧП символизировало жизнь уходящую.
Собственно, эта вера в неясное, но наверняка прекрасное будущее сплачивала людей. Мы понимали и за что и против чего бороться. Вопросов не было. В отличие от следующего путча 1993 года, по поводу которого у меня, как и у многих, огромное количество вопросов — здесь их не существовало. Было романтическое ощущение людей, которые уверены в том, что они делают историю. Какое-то невероятное единство.
Когда наши победили и стало ясно, что ГКЧП будут арестованы, — родилось ощущение Нового года. Январь в августе. Новый год. Новая и, конечно, прекрасная жизнь.
Первую ночь путча я не мог оставаться в здании редакции — да и смысла особого не было, — и ходил среди защитников, брал короткие интервью… Видел, как строятся баррикады, и — что самое удивительное — как из окрестных домов приходят люди, приносят еду. Тогда я, наверное, впервые в жизни понял смысл выражения: "На миру и смерть красна". Все были напряжены. Но испуганных людей я не видел. Все делали важную, нужную работу: боролись за будущее.
Все делали важную, нужную работу: боролись за будущее
Эти дни сегодня вспоминаются как одни из самых осознанных и внятных в моей жизни. Когда не существовало вечных вопросов: что делать и кто виноват? Понятно, кто виноват, и понятно, что делать.
Вы заметили, как в последние годы изменилась толпа, изменились лица людей? Они стали интеллигентнее и свободнее. Толпа стала другой. В сущности, в 1991 году мы защищали Белый дом ради этих вот будущих людей. Ради того, чтобы не вернуться назад, а пойти вперед.
Что произошло потом и как воспользовались демократы этим августовским Новым годом — вопрос, повторяю, отдельный. Они шли нетореной дорогой, многого добиваясь и совершая немало ошибок, в том числе и роковых. Но если бы сейчас, зная все, что я знаю, вернуться в 1991-й, — я снова пошел бы на баррикады.
Потому что бороться за будущее против прошлого — это, я думаю, самое главное мужское дело.