А чувство, что пьесы нет. Таковой, чтоб сюжет, интрига. На сцене происходит жизнь семьи. Много ли в нашей с вами жизни, дорогой читатель, шекспировски-мольеровски и даже чеховски закрученных сюжетов? А? Таковая вот жизнь на сцене филиала театра имени Пушкина в спектакле "Обыденный конец света". Просто жизнь людей. В совсем реалистической, доброкачественной декорации Максима Обрезкова. (Хотя в конце с декорацией произойдет превосходный фокус.)
5 театральных премьер февраля
Рядовая, нервная жизнь. Обыденный, пожалуй, всем нам знакомый конец света, наступающий временами (либо повсевременно) во отношениях с близкими людьми. Оторваться нереально. Время от времени вдруг ловишь себя на некоем чувстве неловкости — как будто в замочную скважину подглядываешь за чужой жизнью.
В давешние времена почти все худруки театров (в том числе и величавые худруки величавых театров) превращали сцену в личную вотчину. Когда мы гласили "Театр Товстоногова, театр Захарова либо театр Любимова" — мы соображали, что это коллективы, в каких увлекательны постановки худруков. Сегодня — не то. Сегодня практически все худруки — менеджеры, приглашающие собственных коллег.
Худрук театра Пушкина Евгений Писарев с самого начала собственного "худрукства" открывает двери для тех, кто, как он считает, может не опустить высшую планку Пушкинского театра. И никогда не ошибается.
Режиссер "Обыденного конца света" Данил Чащин — режиссер, мне доныне неведомый. Посмотрев спектакль, я сообразил основное: Чащин — это режиссер. Другими словами не человек, который разводит персонажи, чтоб они не сталкивались. Но мастер, который умеет сделать на сцене собственный мир и посодействовать актерам массивно реализоваться. На сцене — атмосфера сжатого воздуха. Каким образом достигает этого режиссер, я не понимаю. Но достигает. Это не атмосфера волнения либо грустных предчувствий. Это — когда тяжело дышать. Когда такое чувство, как будто нет никакой свежести и герои борются не только лишь вместе либо сами с собой — но с данной нам атмосферой, мешающей жить.
Я посиживал на первом ряду. Периодически хотелось встать и вмешаться, посодействовать сиим людям. Побеседовать… Еле сдерживался
5 персонажей — 5 актеров. 5 сверкающих актерских работ. Сцена филиала. Иными словами, сцены, как такой, нет. Я посиживал на первом ряду. Временами хотелось встать и вмешаться, посодействовать сиим людям. Побеседовать… Еле сдерживался.
Это история про людей, которые живут совместно и не слышат друг дружку. Любит ли брат сестру, а мама собственных деток? Непременно. Наверняка, если б представился вариант, они дали бы друг за друга жизнь. Но вариант не представляется, и они живут — не слыша друг дружку, в сжатой атмосфере. Знакомая картина, не так ли?
Все пятеро — странноватые, непостижимые и весьма, глубоко злосчастные люди. Хотя, если б мы им о этом поведали, они бы весьма опешили. Недопонимание, одиночество, неизменный невроз — как норма жизни. Почти все ли из вас, дорогие читатели, могут повытрепываться тем, что им такое незнакомо?
Вера Воронкова искрометно играет мама семейства. На мой взор, это весьма тяжелая задачка: сыграть сразу и материнскую любовь, и одиночество, и отчаяние. Здесь дело не в словах — в жестах, во взорах, в маленьких прикосновениях. Сюзанна Анастасии Лебедевой — нервная, одинокая, время от времени кажется, что сумасшедшая. И не было бы роли, если б за всем сиим не ощущалась большущая, невостребованная доброта, и жажда высказать, если угодно — вылюбить, вылепить себя. Как это делает профессиональная актриса — непонятно. Но ведь выходит!
Наталья Рева-Рядинская замечательно играет трагикомедию: она быть может неописуемо забавнй и невообразимо катастрофической. Кажется, еще немножко и упадет или в комедию, или в трагедию — не сваливается. Такое чувство — прям физическое чувство, правда, — что Александр Матросов в протяжении всего спектакля… растет. Он возникает сумрачный, неприметный, несуразный. А позже вырастает, вырастает, пока, в конце концов, ни занимает собой всю сцену. Кажется, что он просто загораживает собой всех. Практически магическое и оттого в особенности красивое чувство.
В Мариинском театре вернули знаменитый спектакль "Пламенный ангел"
А сюжет-то истории в чем? Узнаваемый писатель заболевает смертельной заболеванием и приезжает в отчий дом — в общем, прощаться. И разрезает эту спертую атмосферу самим своим присутствием. И не умеет никак пристроиться к остальным, позабытым отношениям. И не может никак стать своим в родном доме.
Андрей Кузичев играет сдержанно и, если дозволителен таковой эпитет в отношении актера, застенчиво. Перед его очами проплывают мемуары юношества и молодости — фантасмагорические, гротескные, забавные и жуткие сразу. А он опасается быть собой с самыми близкими людьми. Опасается грузить их не только лишь собственной катастрофой, но жизнью собственной. Да просто — самим собой. Сдержанная катастрофа человека, для которого самые близкие люди вдруг стали самыми дальними. Весьма четкая, узкая актерская работа, на мой взор.
Все пятеро — злосчастные люди. Хотя, если б мы им о этом поведали, они бы весьма опешили
Есть ли в спектакле недочеты? Наверняка… Я не понимаю. Данил Чащин сделал то, что я лично люблю в театре наиболее всего: поставил историю про {живых}, страдающих людей. И поэтому я, вы, хоть какой зритель, открытый чужой боли, отыщет в этом спектакле что-то принципиальное и необходимое себе. "Обыденный конец света" — спектакль про неуловимое. Не про прозаические интриги и почаще всего выдуманные сюжеты, а про дела меж людьми, про сокрытую боль и невысказанное одиночество.
А не они ли и есть жизнь куда как почти всех из нас?