Здравствуй, брат. Писать весьма тяжело | статьи на kinoreef

Больше в "Серапионы" никого не воспринимали.

Эпидемия холеры рассудила поэта Александра Пушкина и "тысячеискусника" Алексея Оленина

Вообщем, любознательный момент. У "Серапионовых братьев" были свои непишущие подруги. Это Муся Алонкина, Дуся Каплан, Зоя Гацкевич, Лида Харитон. Кросотка Зоя, потом вышедшая замуж за Николая Никитина, стала Зоей Никитиной, коей осталась до конца жизни, хотя выходила замуж еще три раза. Жизнь ее была бурна, у всех на виду. Опосля нее остался отпрыск — Миша Козаков — узнаваемый актер и режиссер.

Но не в любовных историях сущность. Группа "Серапионовы братья" была, пожалуй, самым мощным литературным объединением 1920-х. Она была всего 5 лет. Она сложилась из учеников таковых прекрасных мастеров, как Корней Чуковский и Евгений Замятин, Николай Гумилев и Виктор Шкловский, занимавшихся с ними в Доме искусств и Литературной студии.

"Серапионам" из-за границы патронировал сам Максим Горьковатый. Мне кажется, никому из юных русских писателей он не написал столько писем, и они все дышат не только лишь духом грозного учительства, да и некий даже нежностью, будто бы это малыши его. Меж тем в 20-е годы было ведь много групп и объединений: "Пролеткульт", "Кузница", "ЛЕФ", "имажинисты" и остальные. Но ни к кому из юных Горьковатый из собственного дальнего Сорренто не писал с таковой любовью, как к "Серапионам".

Все-же почему "Серапионовы братья"? В сборнике Гофмана рассказывается о кружке писателей, которые слились для общего литературного дела. Они говорят друг дружке свои истории, но скоро соображают, что единомыслия меж ними быть не может — очень они различные. В книжке Гофмана еще есть весьма принципиальный персонаж — пустынник Серапион, удалившийся при императоре Деции в Фиваидскую пустыню и потом принявший страдальческую погибель в Александрии.

Своим основным "идеологическим" принципом российские "Серапионовы братья" поставили… безыдейность.

О этом была принципиальная статья Льва Лунца "Почему мы Серапионовы братья", размещенная в журнальчике "Литературные записки" (1922, N30). "И нам всё равно, с кем был Блок-поэт, создатель "12-ти", Бунин-писатель, создатель "Государя из Сан-Франциско".

Зощенко откровенно и на публике заявлял: "Исходя из убеждений партийных, я беспринципиальный человек… Я не коммунист, не монархист, не эсер, а просто российский".

Своим основным "идеологическим" принципом российские "Серапионовы братья" поставили… безыдейность

В иной собственной статье под заглавием "На Запад" Лев Лунц прямо призывал ориентироваться на западную прозу с ее фабульностью, с ее интригующими сюжетами.

"На Западе искони существует некоторый вид творчества, с нашей российской точки зрения легкомысленный, чтоб не сказать вредный. Это так именуемая литература приключений, авантюр. Ее в Рф вытерпели, скрепя сердечко, для малышей. Ничего с детками не поделаешь: они читали "Мир приключений" и Купера, Дюма, Стивенсона, а приложения к "Ниве" отрешались читать. Но ведь малыши неумны и "не соображают". Позже, выросшие и поумневшие, они, наученные учителями российской словесности, просвещались и с горьковатым сожалением прятали в шкафы Хаггарда и Конан Дойля. Им было уже неприлично читать детские забавы; их ожидает наискучнейший, но серьезнейший Глеб Успенский. Это литература для взрослых. Но как нередко — сознайся ты, просвещенный общественник, ты, лысый фанат "суровых" творений, — как нередко ты с грустью грезил о истасканных книгах Дюма, который для тебя, при твоей солидности, запрещен! И с каким удовольствием ты перечитывал его, сидя в вагоне и пряча обложку, чтоб сосед твой, тоже приличный общественник, не улыбнулся презрительно, увидя, что заместо Чернышевского, ты читаешь бульварную ересь".

Какие зимние утехи обожали российские писатели

Так писал Лунц. Но чуть ли это могло нравиться, к примеру, очень укорененному в русском "новоязе" и "наших" дилеммах Зощенко. Федин и Тихонов больше склонялись к приятию русской власти, и больше становились русскими писателями.

В 1923 году по заболевания эмигрировал в Германию Лев Лунц, где жили его предки, и через год погиб от заболевания мозга.

Илья Груздев ушел в "горьковедение" ("Серапионы" считали своим долгом сделать биографию Горьковатого) и написал о нем хорошие книжки: одну для серии "ЖЗЛ" и другую — "Горьковатый и его время".

Словом, группа раскололась. (Литературные группы совершенно длительно не могут существовать — это закон!) Может, это было и к наилучшему. До 1926 года еще был некий воздух литературной свободы, но с конца 20-х уже начинали "закручивать гайки". Уже заработал СЛОН (Соловецкий лагерь особенного предназначения).

Ну и возникновение одного Союза писателей СССР было на носу. Который все группы соединил, выстроил писателям дачи в Переделкине и дома творчества в южных краях. Чтоб не очень топорщились.

До 1926 года еще был некий воздух свободы, но с конца 20-х уже начинали "закручивать гайки"

Но "Серапионы" оставили свое завещание потомкам. Оно звучит в заглавии мемуарной книжки 1965 года Вениамина Каверина (величавый писатель — создатель "2-ух капитанов"!): "Здравствуй, брат. Писать весьма тяжело…" Золотые слова!

Добавить комментарий