Премьера «Мастер и Маргарита» в Театре Наций | статьи на kinoreef

Строго исторические костюмы. Строго реалистичные декорации. Актеры смакуют текст аппетитно и не спеша (как в Малом театре, только без аффектов старомосковского произношения). Ершалаимские сцены также почти натуралистичны.

Олег Меньшиков рассказал, почему снял спектакль Долина за неделю до премьеры

Да, используются киноэкраны, хроника, титры — но и это примета эпохи. Так делали спектакли Мейерхольд, Пискатор, Брехт и множество их эпигонов. Эрвин Пискатор как раз в середине 1930-х сбежал в Москву от Гитлера. А где же цирк с конями, которым славен Лепаж, работавший и на манеже "Дю Солей", и на оперных подмостках? Где же феерия с призраками? Нет, и кони, и фокусы, и миражи с голографией, и прочие спецэффекты еще будут в изобилии. Но в целом постановщики обошлись с романом Булгакова очень бережно.

Самые фантасмагорические сцены — сеанс магии в варьете и "бал Воланда" — и вовсе сделаны буднично. Ни тебе игры с публикой, ни парадной лестницы, ни обезьяньего джаза. Обе сцены превращаются в подиум — парад парижских мод и дефиле адских монстров (художник по костюмам Виктория Севрюкова). Наряды злодеев-гостей изобилуют перьями, позолотой, позументами, всей роскошною пеной барокко — жаль, что их не успеваешь как следует разглядеть.

Московские эпизоды сделаны с помощью елозящих выгородок (сценография Женевьев Лизотт). Все это занятно и технологично. Но все интерьеры мазаны одной краской — жуткой сине-зеленой. Хотя подвальчик Мастера был куда уютней (и печка-буржуйка совсем не оттуда). Клиника Стравинского была суперсовременной ("Ах, вот вы какие стеклышки себе завели!"). А квартира ювелирши (которую оккупируют сначала Берлиоз с Лиходеевым, затем Воланд со свитой) все-таки являла остатки былой роскоши.

Роман Булгакова — квинтэссенция тридцатых годов. А это было яркое время: карнавал на фоне ужаса. Белизна физкультурных парадов, парковых статуй и арктических снегов. Кумач лозунгов и бархат театральных кресел. Мичуринская зелень, циолковская синева стратосферы, жирная копоть паровозов, лепнина и позолота метро. А нас как будто переносят в богадельню, во 2-й дом Старсобеса п/у воришки Альхена.

Робер Лепаж в одном интервью заметил: Булгаков раздевает донага всех женщин, это у него род мании. После таких наблюдений ждешь от спектакля голографии уже в ином, каламбурном смысле. Ан нет — и тут все очень целомудренно, почти пуритански. Нагота подменяется накладными ягодицами и грудями, телесного цвета трико, игрой бесплотных отражений. Так решены и полет Маргариты, и сцены шабаша с русалками, и прием гостей на балу.

Московские и ершалаимские сцены у Булгакова проникнуты сложной системой соответствий. В спектакле эта игра отражений решена очень остроумно. Актеры играют сразу по нескольку ролей, и следить за их перевоплощениями очень интересно.

Чулпан Хаматова — и Маргарита, и буфетчик Соков ("осетрина второй свежести"). Тут, похоже, подчеркивается, что, натершись чудесной мазью, Маргарита вернула себе прямо-таки первобытную свежесть. Роль, кстати, совершенно блистательная: прямо-таки идеал русской женщины, наравне с пушкинской Татьяной и толстовской Наташей. И внешнее сходство с Еленой Сергеевной Булгаковой мерещится.

Псковский драматический театр сделал скидку на премьеру всем Сергеям

Евгений Миронов — и Мастер, и Никанор Босой. Ну допустим: оба — грезовидцы и жертвы квартирного вопроса. Правда, развернуться мэтру во всю мощь особенно негде. Хотя в разговорах с Иванушкой в клинике он мог быть жестче и убедительней. И мы бы, глядишь, поняли, как в него такого могла влюбиться прекрасная Маргарита.

Андрей Смоляков — и римский прокуратор, и финдиректор Римский. Тут рифма лежит на поверхности. Александр Новин — и Иван Бездомный, и Левий Матвей. Да, конечно: оба ученики и подмастерья.

Дмитрий Сердюк — и Иешуа, и Степа Лиходеев, и поэт Рюхин. Тут сходство разве в том, что все три роли — страдательные. Виктория Проценко — и Гелла, и Фрида, и домработница Наташа. Разумеется: три ведьмы, как в "Макбете".

Отметим еще замечательного Азазелло в исполнении Леонида Тимцуника. И убедительного Афрания в трактовке Гургена Цатуряна. Кстати, оба эти представителя спецслужб оттеняют в спектакле беспомощных гэпэушников.

А вот Коровьеву (Роман Шаляпин) и коту Бегемоту (Виталий Довгалюк) не повезло. Комические их похождения в спектакле сильно сокращены. Костюм Бегемота, кстати, явно пародирует убогого кота из экранизации Владимира Бортко.

Некоторые мизансцены дерзко пародируют живописные хиты. Например, заседание Массолита оборачивается "Тайной вечерей" Леонардо. А Маргарита обнимает больного Мастера как Иоанн Грозный своего сына на картине Репина.

Постановщики, похоже, и не надеялись исчерпать бездонный роман Булгакова

Но в целом постановщики, похоже, и не надеялись исчерпать бездонный роман Булгакова. Скажем, терпкий его юмор оказался им непонятен или не близок. Зато они подчеркнули мелодраматическую линию. И две трагедии, приобретающие космический размах, — Пилата и Воланда.

Одинок в спектакле только Воланд — Виктор Вержбицкий. Это вторая блистательная роль и главная удача спектакля.

Никакого сходства со Сталиным. Поначалу Воланд похож на британского полковника, прибывшего в глухую колонию с инспекцией (параллель с миссией Пилата в Иудее). В финале — на демиурга, которому досталась лишь половина мира — и, увы, не лучшая. Ему смертельно надоели подданные, все эти отравители и доносчики. И шуты из свиты давно не развлекают. Это рыцарь элегантной гордыни, с которой трудно жить, зато не страшно умирать.

Театр им. Ермоловой окончательно отменил спектакль "Двенадцатая ночь"

Пилат — раздавленный жизнью старик, который лишь изредка подымает грозный голос. И в игре Смолякова постоянно просвечивает сталинский вельможа, которому приходится то повелевать, то подчиняться. Говорят, он заслужил свет. Но, похоже, не заслужил покоя. И к свету он пробирается походкой вовсе не победительной.

В финале Мастер, Маргарита и Воланд со свитой уезжают на конях за горизонт, как в незабвенном фильме "Неуловимые мстители". Но перед ними встает не солнце в полнеба, а хитросплетение облаков, обещающих грядущие приключения. И последними со сцены уходят не они, а пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат.

Добавить комментарий