Мать и сын. Он едва продрал глаза, чертыхнулся: была ночь любви, а теперь, как всегда, проспал, мать давно ждет внизу. Собрала цветочки, венки, какую-то снедь в дорогу — договорились объехать пять кладбищ, где покоятся родные: муж, сестра, отец с матерью, младший сын Санька… Старшему уже 35, и он готов ее подвезти, потому что уважает чувства матери. Конечно, дело не из веселых, настроимся на скорбный лад. Сосредоточился, взял себя в руки, на попреки матери реагирует кротко — идеальный сын.
На экраны вышел"Летчик", фильм Рената Давлетьярова
И вот дорога, слово за слово. Для привычного нам кино, конечно, событий маловато: едут и едут. И треп вполне дорожный — о том, о сем. Ясно, что вообще-то мать с сыном беседуют редко: ему всегда некогда, своя жизнь у него. А тут как раз случай выяснить отношения. И вот эта однообразная дорога вдруг начинает втягивать в дорожный треп и нас. И уже неотрывно следишь за интонацией каждого, за гримаской, за тем, как мать сует сыну пирожок, а он отказывается, и тогда кусает сама, раз уж достала. Все становится важным: за простыми, даже простейшими поступками начинают прорисовываться давние отношения, застарелые обиды, несбыточные надежды, материнские тревоги за сына, который вот он, тут, за рулем, но как бы и нет его — своя жизнь у него, и кому он звонит постоянно, она тоже не знает.
Не узнаем и мы. Потому что все сосредоточено на этой дороге, этих лицах, этом дорожном трепе. Потому что нельзя уже оторваться от этой на глазах разворачивающейся человеческой драмы.
"День мертвых" из тех рискованных фильмов, которые держат твое внимание самыми минимальными средствами: два персонажа, автомобиль, дорога — и боишься пропустить хоть слово, хоть взгляд, хоть кадр. Вместе с сыном и матерью нам предстоит посетить все пять кладбищ, постоять у могилок, повспоминать мертвых, когда были живыми, и все эти узелки, которые распутаются на наших глазах, будут нас волновать, потому что это узелки и наших жизней. Секрет, конечно, в отличной театральной пьесе, где всем правит точно выверенный по жизни диалог, и в каждой из отлетевших судеб слышны отзвуки наших семейных историй, споров, дрязг, компромиссов, предательств, слез и отчаяния. Конечно, иногда для ясности драматург спрямляет диалог, срывается на публицистику, но это трудный случай: надо вести по сюжету не только его героев, но и зрителей, только сейчас их впустивших к себе в душу, а мы еще не все понимаем, мы учимся считывать микродвижения душ.
Пьеса (она же сценарий) построена умело. Слово за словом вникаем в семейные тайны. В то, почему мать отказывается ехать на пятое кладбище к младшему сыну Саньке. Под любым предлогом пытается улизнуть. В глубине души понимает, как выглядит мать, отрекшаяся от сына только потому, что он не оправдал ее грез. Даже смутно чувствует вину за то, что неосторожным словом довела его до смерти. Но так ее научили — соседи, радио, общество. Научили ненавидеть таких. А она мать — как она может ненавидеть? Она истерикует, оскорбляет, выливает обиду. Словно сын сделал что-то преступное. А он просто не уложился в ее представления о том, какая должна быть жизнь. Не оправдал надежд.
И будет жестокая сцена объяснения с матерью старшего сына, выжившего. Его судьба уберегла от этой ненависти. Но от этой ненависти погиб его брат.
Переводя пьесу на киноэкран, театральный режиссер Виктор Рыжаков воспользовался возможностями кино, чтобы во флешбэках перенести нас в детство двух братьев. Флешбэки вышли иллюстративными, для непонятливых. На самом деле они не нужны. Как и кадры с заключенными, что-то там ваяющими на тюремном дворе. Хотя, конечно, увиденные как бы из окна машины, они заставляют вспомнить о зловещей закономерности российских автобусных маршрутов: "Больница" — "Тюрьма" — "Кладбище".
Что рассказывают звезды Голливуда о новом фильме Ридли Скотта
Такого рода фильм рискован даже не потому, что у него открыто театральная природа. Здесь все зависит от точности кастинга. Вся нагрузка — на актеров, на их способность захватить внимание зрителя даже простым молчанием, на их умение в простую бытовую фразу спрятать нечто главное, что разрывает душу и ждет момента, чтобы выплеснуться. Таких моментов выплеска в фильме два, но они так точно подготовлены актерами, что их неизбежность очевидна с первых минут. Агриппина Стеклова и Александр Паль не играют — они это проживают, и сюжетом становится не внешняя канва событий, которых нет, а вот это подземное накопление взрывной очистительной энергии в душах героев. Она вырвется, как лава на Канарах, чтобы смести эти пещерные предрассудки, не позволяющие людям быть такими, какие они есть. Хотя, по пословице, чтобы услышать крик боли, нужно иметь уши — это фильм не про зомби и не для зомби.