Даже в последние месяцы болезни часто просила: «Принесите что-нибудь почитать». И читала внимательно, радуясь каждой интересной книге, но и очень тактично, однако всегда решительно, указывая на неточности. Она неброско, неприметно сохраняла память о муже — англичанине и советском разведчике Киме Филби, возглавлявшем группу наших друзей — легендарную Кембриджскую пятерку.
Впрочем, сам Филби не любил этого названия, да и Руфина Ивановна тоже. За восемнадцать лет совместной жизни она изучила привычки мужа досконально и делала все, чтобы поддержать своего Кима в трудные минуты и провести с ним годы радости. Да, когда они встретились, Филби был не в лучшей форме. Иногда на аристократа из Лондона нападала тоска, которую он пытался заглушить. И тогда ее подруга Ида, жена другого англичанина и тоже советского разведчика Джорджа Блейка, познакомила Кима Филби с молодой красавицей Руфиной. Ким влюбился, сразу попросив на так и не выученном русском «давай поженкаемся». И она, сначала отвергнув предложение, потом ответила осторожной взаимностью, однажды поставив твердо, как это умела, жесткое условие: или я или дурное увлечение напитками. Ким поклялся и слово сдержал. В своей биографии Филби называет годы, прожитые в Москве после побега из Бейрута, лучшей половиной жизни. И не лукавит, хотя бы потому, что в России, ставшей и его родной во многом благодаря Руфе, он прожил всего треть — 25 лет из отпущенного срока, уйдя в 76 в 1988-м. Он успел испытать счастье.
Руфина Ивановна оставила в квартире все так, как было при Киме. Уютное кресло по-прежнему около старенького лампового радиоприемника. Нажмешь на клавишу и услышишь английскую речь: Филби любил слушать Лондон. Огромный старинный стол, присланный другом из Англии. На нем мы всегда пили чай с тортом из чашек времен Филби. На стене старинная гравюра: предсмертный подарок товарища по пятерке, бывшего хранителя Королевских картинных галереей Энтони Бланта. Фолианты русской литературы на длинных полках. Но все — на английском. А на русском Ким, превратившийся в в страстного хоккейного болельщика, читал с лупой «Советский спорт».
Она все это сохранила, оставила нам. Не зря Пухова-Филби назвала свою книгу о муже «Остров на шестом этаже». Это был действительно их островок, только вполне обитаемый. Каждый приход в гости к Руфине — это не экскурсия по квартире, а воспоминания о муже. Она знала ответ на любой вопрос, касавшейся Кима. Иногда ее трактовки событий отличались от общепринятых. Но Руфина, и только она, имела на это право. Она и жила ради него, сохраняя память.
Стеснялась своего болезненного состояния. Однажды мы говорили, находясь в разных комнатах. Руфина Ивановна уж редко вставала с постели, и я передавал книги через Светлану — женщину, которая терпеливо за ней ухаживала. Трогательно заботились о Пуховой-Филби, те люди, которые пришли на смену Киму.
В последнее время мы уже говорили с ней только по телефону. Голос слабел… Наступало понимание неизбежного. Которое и случилось.