Артистов можно осознать: не считая зрителей их, пожалуй, никто сейчас не поддерживает. Умопомрачительная история! Человек может двигаться в купе поезда (обычно, плохо проветриваемом) с 3-мя незнакомыми людьми и спать, очевидно, безо всякой маски. Летать самолетом. Посиживать в ресторане до 23 часов. Ездить на публичном транспорте, собственной маской упираясь в маску соседа. А театр почему-либо объявлен основным рассадником заразы. Даже не 50% — что тоже тяжело, но 25% зрительного зала. Почему? Откуда таковая цифра? Нет ответа. Терпите. Почему в столичных театрах закрыли кассы, и билет сейчас можно приобрести лишь онлайн? Нет ответа. Терпите.
Максимов: Если в театре нет фаворита — в нем нет жизни
Актеры терпят. Что еще остается? Репетируют, играют спектакли на 25% зрительного зала. Происходит большущее количество замен актеров в спектаклях. Любой денек фактически в любом театре — вводы. Тяжело весьма. Отдаете ли вы для себя отчет, дорогие читатели «Русской газеты», в том, что просто, приходя сейчас в концертный либо театральный зал, вы поддерживаете искусство? Пафосно звучит? Весьма. Но ведь это так. Никогда еще жизнь театра так впрямую не зависела от зрителя, как в период пандемии. Малый зал «Зарядье». В большущих широких коридорах гулко раздаются шаги 20 5 процентов. Все это наиболее всего припоминает аэропорт в ранешние утренние часы: народа практически нет, но есть чувство какого-то новейшего путешествия.
И оно начинается. Отдельное спасибо новенькому концертному залу «Зарядье» за то, что предоставили возможность этому путешествию случиться. Это ведь не концерт. И не полностью спектакль. И совершенно не чтецкая программка. Когда это неописуемое действо завершилось и зрители в экстазе вскочили и рукоплескали стоя, я обусловил себе жанр: спектакль-подвиг.
Поэтому что никаким другим словом это не найти. На сцене два узнаваемых и весьма нужных человека. Юлия Пересильд — кросотка, звезда, мама… В общем, дел по гортань. И Петр Главатских — один из самых именитых наших музыкантов, играющий фактически на всем. Практически деньками он участвовал в премьере спектакля «Лавр» на сцене МХАТа имени Горьковатого. В общем, дел хватает.
Никогда еще жизнь театра так впрямую не зависела от зрителя, как в период пандемии
И вот эти два человека делают историю, которая, чудилось бы, не рассчитана на гулкий фуррор. Она совершенно на шум не рассчитана, принципно элитарна. Эта история из тех, что дозволяет держать некоторый духовный уровень театрально-музыкальных представлений. Именуется удивительно: «Эбеновая кожа».
В один прекрасный момент Петру Главатских пришла в голову идея: хорошо бы почитать африканские стихи Николая Гумилева под аккомпанемент различных музыкальных инструментов. С данной нам мыслью он пришел к Юлии Пересильд. На передаче «Наблюдающий» Юля говорила, что поначалу совершенно не сообразила, при чем здесь она? Где она — и где Гумилев? А позже решила: это так тяжело и так не ее, что нужно обязательно испытать.
Осознаете, что происходит? В центре пандемии, в центре Москвы, в центре нашего ужаса два человека желают донести до нас поэзию Гумилева? Поэзию величавую, необычную, непонятную, непостижимую, если угодно — не раскрученную так, как стихи Цветаевой либо Блока. Как говаривал герой величавого кинофильма: «Не скажу, что это подвиг. Но что-то геройское в этом есть…»
Максимов: Болельщик — основная фигура в футболе
Главатских и Пересильд все делали сами. Но они сделали не попросту чтецкую программку, все-же это поближе всего к спектаклю, где мечется по сцене красивая и сумасшедшая… я бы произнес: отлично сумасшедшая дама и несет в нас какую-то непонятную, но почему-либо весьма привлекательную энергию стиха.
На самое деле в этом спектакле несколько героев. Актриса. Музыкант. Поэзия. Музыка. Это не метафора таковая, это правда. Четыре героя вступают в свои отношения, пересекаются, дополняют друг дружку. Все для того, чтоб открылся неописуемый мир величавого российского поэта, который не попросту ведает нам про свое путешествие по Африке, но будто бы бы сам становится обитателем этих экзотичных мест. В его поэзии нет ничего от оценивающего взора путника. Она вся — изнутри, из сущности, из души.
Главатских неописуемый музыкант. Неповторимый. И дело не в том, что он играет на загадочных неизвестных инструментах, но в том, как он работает на сцене. Чувство, что ему нужно конкретно тут и на данный момент поведать нам что-то весьма принципиальное, и он это делает. Лишь не словами, а музыкой.
В спектакле «Эбеновая кожа» несколько героев. Актриса. Музыкант. Поэзия. Музыка. Это не метафора, это правда
Я постоянно подозревал, что Юлия Пересильд — восхитительная актриса, совсем меня уверил в этом кинофильм «Зулейха открывает глаза», где она работает просто виртуозно. То, что Юля делает в «Эбеновой коже», — непостижимо. Неописуемая, безумная энергия. Стихи — не как сторонний рассказ, но как исповедь. Буйство души в необычном африканском мире. И мне не так принципиально, доносит ли актриса сюжет стихотворений (ну и есть ли он — сюжет?), куда важнее — это неизменное метание в мире непонятости. Это ведь не про поэта в Африке, это про всех нас, нынешних.
Петр Главатских и Юлия Пересильд сделали «Эбеновую кожу» сами, не рассчитывая ни на чью помощь. Если угодно: это грустная метафора жизни актеров сейчас. К тому же поэтому — подвиг.
Быть может, мы когда-нибудь усвоим, что театр — это не рассадник заразы, а школа для души? Нужная куда большему количеству, чем 25 процентов?