На международном канале RTVI вышел новый выпуск программы «Легенда», гостем которой стал российский музыкант и лидер группы «Несчастный случай» Алексей Кортнев. В интервью он рассказал, почему Владимир Путин находится не на своем месте, раскрыл причину, по которой ему «противно ездить в Украину», а также поделился, почему не участвовал на митингах в поддержку Навального и не видит потенциала у протестного движения.
Алексей Кортнев — советский и российский музыкант, актёр театра и кино, телеведущий. В университете играл в Студенческом театре, где познакомился с Валдисом Пельшем, что привело к образованию дуэта «Несчастный случай». Вместе они стояли у истоков программы «Золотой граммофон» на «Русском радио». Артист является автором текстов и соавтором музыки, а также исполнителем большинства песен таких спектаклей, как «День радио», «День выборов» и фильмов «О чем говорят мужчины» и «О чём ещё говорят мужчины». Участвовал в акции «Голосуй или проиграешь» в поддержку кандидатуры Бориса Ельцина на должность президента России. В октябре 2017 года снялся в ролике в поддержку допуска Алексея Навального на выборы президента 2018 года, где заявил, что «если не будет альтернативного кандидата, то эти выборы превратятся в профанацию, как было в советские времена».
О том, считает ли себя частью оппозиции:
– Получается да, к сожалению. И мне некомфортно. Я бы очень хотел быть системным. Я человек, не созданный для борьбы, мне ужасно некомфортно быть в ссоре с конкретными людьми, а уж тем более с системой, со своим государством. Я совершенно не хочу с ним ссориться. Я очень бы хотел, чтобы это государство вело себя по-человечески, не плодило нищих, не вкладывало деньги, которые надо пустить на науку и образование, в войны бессмысленные. Я бы этого всего очень хотел, но, поскольку этого не происходит, я невольно оказываюсь в оппозиции, и мне это очень не нравится.
О том, на своем ли месте сейчас Владимир Путин:
– Нет, не на своем месте, нужно было уходить, когда он был молодым, дееспособным человеком. Уходить хотя бы формально, оставаясь советником, почетным председателем, пожизненным президентом в отставке, королевой-матерью, президентом-отцом. Это было бы лучше, потому что его бы уважали гораздо больше, я думаю. А сейчас всё, что я вижу, да и не только я, это попытка законсервировать, оставить всё, как есть. Долгие годы, десятилетия мы жили гораздо хуже по уровню, в те же 1990-е, но у всех было ощущение некой перспективы, что мы куда-то движемся. Сейчас мы докатились до стагнации абсолютной, брежневской. И единственная задача у наших власть предержащих — это выжить любой ценой. Такое ощущение, что это лозунг сегодняшнего дня. И во многом это благодаря именно Владимиру Владимировичу Путину происходит, потому что он на своем месте сидит и уже никто не помнит, сколько лет. Он, стало быть, занимается консервацией: сел на крышку и не дает оттуда вырваться какому-то бурлению внутреннему. Это плохо, это жалко.
О жизни простых людей за пределами мегаполисов:
– Глубинный народ живет именно тем, что выживает. Все где-то работают, трудятся, зарабатывают себе на кусок хлеба, ругаются поголовно. Но при этом никто не бунтует. Во всяком случае, я не вижу ни малейшего потенциала у протестного движения сейчас.
Об изменениях после митинга на площади Сахарова в Москве в 2011 году:
– Во-первых, всё изменилось постепенно в худшую сторону, законсервировалось. Я ходил и, если надо будет, пойду опять исключительно за свободу слова, за то, чтобы у нас была возможность выбора и свободного высказывания. Я не агитирую за Навального, например, хотя принимал участие в его рекламной кампании с единственной целью, чтобы у этого человека была возможность высказаться и баллотироваться. Ему всё равно не дали этого сделать, а сейчас все знают, до чего это дошло. Сейчас это движение полностью исчерпано, разгромлено и никакой политической деятельности внутри страны у нас уже не осталось. Какая-то внешняя политика есть, внутренней больше нет. Вечно так оставаться не может, значит, будем сидеть и ждать, когда где-нибудь рванет.
О том, почему не ходил на митинги за Алексея Навального:
– Не было желания. Потому что очевидно, что эта форма протеста выродилась. Ее подавили. Если она не может стать массовой, тогда это бессмысленно. Почему сейчас именно так взвинтили все гайки, я не знаю. Может быть, это как-то связано с протестами в соседней стране — Беларуси. Когда эти несчастные, тихие и смирные белорусы вдруг напугали своего батьку, и нашего заодно, и тех, кто с ним работает.
Об интервью Романа Протасевича [Речь об интервью, которое бывший главный редактор telegram-канала «NEXTA» Роман Протасевич дал каналу «ОНТ», где взял на себя вину за организацию массовых беспорядков в Минске в августе 2020 года – ред.]:
– Я думаю, что его придавили, потому что или это патологическая личность (но он не кажется патологической личностью), чтобы так за несколько недель изменить свои взгляды. Я думаю, что с ним провели очень жесткую работу.
О разнице между Навальным и Протасевичем:
– Огромная разница между Протасевичем и Навальным заключается в том, что Протасевича взяли насильно, провернув хитроумную операцию. Навальный приехал в тюрьму сам. Это разные вещи совершенно. Разные люди.
О том, является ли Навальный альтернативой Путину:
– Я не думаю, что Алексей Анатольевич единственная альтернатива. Сейчас, к сожалению, он и не является альтернативой, потому что его будут мариновать до тех пор, пока это будет угодно власти. И он, как человек, который сидит на зоне, никак не может являться альтернативой действующему президенту. Он один из немногих, кто по-настоящему смел и при этом еще хороший оратор. У многих других, которые могли бы вполне тоже очень продуктивно действовать в политике, не хватает именно смелости. Тут даже не смелость, это такое отчаяние некое, отвага отчаяния. Кто из нас согласится добровольно пойти в заключение? Поскольку система сделала всё, чтобы наглядно показать, что если ты будешь высовываться, то тебя именно так постригут садовыми ножницами, поэтому все и сидят ниже травы, тише воды.
О том, почему ему «противно ездить в Украину»:
– Мне противно, потому что даже когда я был въездной и приезжал туда с концертами, каждый раз мне приходилось проходить через пренеприятнейшие беседы: иногда со зрителями, иногда со случайными людьми, иногда с чиновниками на границе. По поводу моих пристрастий, политических взглядов и прочее — это действительно очень неприятно. И ценность моего пения под гитару для нескольких десятков или сотен человек нисколько не уравновешивает этого очень неприятного фона.
О том, почему сначала поддержал аннексию Крыма, а потом передумал:
– Это свойственно человеку. Подумать, задуматься, проанализировать то, что происходит, и поменять свое мнение. Видите ли, я говорил тогда в 2014 году и сейчас скажу то же самое: слава богу, что там не случилось кровопролития. Потому что человеческие жертвы хуже, чем аннексия Крыма.
– Другое дело, что Россия страшно испортила, подорвала свою репутацию в мире. С третьей стороны, у этого мира у самого репутация такая. Все стали вдруг какие-то нерукопожатные вокруг, включая Российскую Федерацию. Это ужасно.
Об отношении к пакету Яровой:
– Нет, я совершенно не за тотальную слежку. И с пакетом Яровой тоже было очень сложно разобраться, потому что, на первый взгляд, вообще очень часто в инициативах наших депутатов и чиновников некоторых, на первый взгляд, есть всё очень позитивно. Потом, когда начинаешь анализировать, понимаешь, что очень много путей для извращения этого предложения, постановки механизмов на службу тоталитарному государству, к сожалению. И с пакетом Яровой так же. Боюсь, что наше с вами мнение по поводу пакета Яровой мало что значит, потому что эта информация уже где-то хранится, а если нет, то будет даже вне независимости от Яровой.
О том, почему негативно относится к иммиграции из России:
– Во-первых, потому что мне вне этой среды делать совершенно нечего, вне русского языка. Русский язык за границей — это все-таки такие остаточные явления, достаточно ущербная, как мне кажется, среда, которая не развивается. Мне было бы очень странно петь и плясать для людей, которые не живут в России, не живут ее интересами. Хотя я понимаю, что большинство уехавших всё равно мыслями остаются здесь, а иногда и душою. А второе, очень не хочется признавать свое поражение. Потому что если уехать, то это значит, что тебя выдавили, заставили, победили, ты обратился в бегство. Я этого делать не хочу. И поскольку моей жизни, здоровью и работе ничего не угрожает пока, по крайней мере, я буду продолжать жить, здороветь и работать.
О тех, кто слушает Баскова и Пугачеву:
– Они не задумываются о том, что слушают. Послушайте, оценка мозговой деятельности другого человека вещь крайне субъективная, может это как раз у меня не в порядке с мозгами, а не у них. Это с какой стороны посмотреть. Другое дело, что люди, которые продолжают слушать нашу российскую эстраду, очень консервативные. Они в музыкальном смысле, в области вкуса совсем не развитые люди. И это очень жаль. А с другой стороны, а кого им еще слушать.
О любви к Монеточке:
– Мне ужасно нравится песня, потому что она называется «Ночной ларек». И там закончилось пиво в ночном ларьке. Такая трогательная. У нее вообще прекрасные совершенно песни. Та же «Нимфоманка» роскошно написана. Она очень умный автор.
Об отношении к Моргенштерну:
– Я не могу, к сожалению, высказываться о Моргенштерне, потому что я не слушал его пока. Я довольно много наших рэп-исполнителей слушал, в основном таких суровых как Хаски, не говоря об Оксимироне и прочих МС Нойзах [Noize MC – ред.], которые уже классика этого жанра. А Моргенштерна послушаю обязательно. Он талантливый человек, несомненно. Я видел его какие-то ранние пародии, когда он имитировал разные стили, и было это очень убедительно.