NADRYV. Самый интимный музыкальный релиз этого года | статьи на kinoreef

6 января 2021 года увидел Сеть EP из шести композиций, получивший название Sentimental Memories of Tender Years, и уже для многих ставший “самым интимным музыкальным релизом этого года”. О том, что предшествовало этому казусу, ничтожному – в масштабах всего человечества, и колоссальному – в масштабах одного человека, поведает

ДОЛГАЯ БЕСЕДА С АВТОРОМ МУЗЫКАЛЬНОГО ПРОЕКТА NADRYV, ЗАПИСАННАЯ С ЕГО СЛОВ ИМ САМИМ

Слушайте Sentimental Memories of Tender Years — NADRYV на Яндекс.Музыке

ПРО СОБСТВЕННУЮ ПЕРСОНУ

СПРАШИВАЯ: Сложившаяся традиция интервью с музыкантами толкает нас к вопросу о влиянии “времени и места” лично на Вас, а через Вас – на Ваше творчество. Каким оно было?

ОТВЕЧАЯ: Да, вряд ли найдется хоть одна документалка о Black Sabbath, лишенная упоминаний о “трубах бирмингемских заводов”, уже ставших клише. С другой стороны, “калифорнийский” поп-панк, наверное, и мог появиться только на солнечных пляжах Западного побережья, а “подлинный” блэк-метал сложно представить без приставки “норвежский”.

Я родился и вырос в одном из провинциальных городов между Волгой и Уралом на самом излете советской эпохи. До 1991 года Ижевск был полузакрытым индустриальным центром, где сгруппировались несколько стратегических предприятий ОПК. После развала СССР “город оружейников” во многом разделил судьбу других подобных ему мест, и пора моего детства совпала со столь залегендированными сегодня “девяностыми”, что об этом иной раз уже неудобно упоминать. Юность же моя, в свою очередь, пришлась на так называемые “сытые путинские нулевые”. Кроме того – в моем случае – к формулировке уже поставленного вопроса, пожалуй, стоит добавить пункт про влияние “ижевской сцены”, так?

СПРАШИВАЯ: Конечно. Сейчас память об этом феномене почти стерлась, что вряд ли преуменьшает культурное значение как самой сцены, так и заслуги создававших ее музыкантов.

ПРО СТОЛИЦУ РОССИЙСКОЙ ЭЛЕКТРОННОЙ МУЗЫКИ

ОТВЕЧАЯ: Согласен, забвение потрясающего по глубине и разнообразию мира, проросшего в российской глуши на стыке эпох – это не проблема самого мира, это проблема тех, кто об этом мире забыл: люди, выросшие там, где записывался “Стук бамбука в 11 часов”, и при этом не знающие других вещей, кроме питерской “Ионотеки”, просто обкрадывают сами себя (как я обычно говорю в таких случаях). Однако и я бы слукавил, сказав, что продолжаю некие традиции “подводного Ижевска”. Это не так.

Пик той оригинальной субкультурной активности, что принесла Ижевску статус “столицы российской электронной музыки” (неформальный, само собой, но тем более честный, а следовательно – более ценный) я пропустил мимо себя элементарно в силу возраста. В те годы я еще всего лишь “по кабельному” (тест на возраст!) мультики смотрел.

С другой стороны, в пору, когда подростки тех лет начинали обмениваться в классе своими первыми кассетами (тест на возраст!), “достать” музыку было неоткуда, кроме как: услышать по радио, увидеть по телевизору, “переписать” у друзей понравившуюся кассету, и, что считалось в определенной степени роскошью (по крайней мере в среде, где я рос) – купить свою собственную кассету, или даже, прости Господи, компакт-диск.

Уже как-то неловко лишний раз говорить про “эпоху до интернета”, так что сделаю акцент на другом: в “той” реальности вкусы во многом формировались случайно, как правило – окружением: если все старшеклассники во дворе слушали “Гр. Об.”, то – с высокой долей вероятности – и вы другой музыки для себя бы не открыли. И не из-за какого-то там давления-подавления окружающей массы вашей личности (хотя этот аспект сбрасывать со счетов тоже нельзя), просто не имея других источников (очередное клише) информации, вы и узнать то не могли, “что можно иначе” (перефразируя классическое “а что, так можно было?”). Ну просто не было тогда возможности “всех посмотреть”.

И то, к какому музыкальному “лагерю” примыкали тинэйджеры (тест на возраст!) в 90-е, во многом было культурной (если не сказать – социальной) лотереей. И то, что первой группой, по-настоящему захватившей мое внимание, стали британские Spice Girls, кроме как “случайностью” не назвать. Я просто увидел по телевизору их клип Say You’ll Be There, и вот тогда-то моя жизнь и разделилась на “до”, и на “после” (улыбается).

СПРАШИВАЯ: Неожиданно! Что Вас в них привлекло?

ПРО ЕВРОДЭНС (НЕ ПРО ПЕСНЮ GSPD)

ОТВЕЧАЯ: “Во-первых, это красиво” (улыбается). Я не буду придуриваться, говоря, что пять молоденьких красоток в кадре были для меня “не важны”. Однако в большей степени сыграло роль “качество”, что ли? Наивно считать, что тогда не было того конвейера по штамповке “звезд”, который (а точнее – которые) есть сейчас, и отнюдь не только в сфере условной “поп-эстрады”.

Умница Morgenshtern в интервью тупице Дудю описал все кристально: “у меня есть мои 15 минут славы и пока они не закончились, я должен успеть взять все”. Так что в какой-то мере сегодняшним ценителям музыки резоннее изучать архивы условного 1994 года, нежели отслеживать “новинки этой недели”, потому что раскрученный конвейер производства уже не музыки даже – музыкального “контента” – завтра же отправит на свалку истории те самые “актуальные тренды”, которые он же сформировал для нас сегодня.

Цикл жизни артиста ужался до ничтожных: появление в трендах Ютуба – концерты в PowerHouse – одна песня у Урганта – “Спасибо! Следующий!”. Но! Как я обычно говорю в таких случаях: “я буду рад ошибиться”.

СПРАШИВАЯ: Исключения?

ОТВЕЧАЯ: Разумеется. Первое, что пришло на ум вот прямо сейчас: Little Big. Однако 20-30 лет назад, казалось бы, те же самые “15 минут” длились все же подольше, и уровень артистов был выше, выше были требования к ним.

СПРАШИВАЯ: Исключения?

ОТВЕЧАЯ: Разумеется. Первое, что пришло на ум вот прямо сейчас: Балаган Limited. Там, по моим ощущениям, и на пять минут славы едва ли хватило. А тоже был и ажиотаж, и все присущее. Плюс, если не брать в расчет некоторый процент незаслуженно забытых артистов, то – обращаясь к архиву – мы сразу и с гарантией получаем все самое лучшее; наследие, просеянное сквозь мельчайшее сито времени, каталогизированное и подписанное: “бери и пользуйся”. Причем как для прослушивания, так и для поиска вдохновения. Сидеть же в наушниках днями напролет, выискивая, простите, “орешки в говне”, тоже можно. Если вы решили потратить свою жизнь (а что такое “жизнь”? “жизнь” – это отпущенное вам время) на то, чтобы сделать кому-то трафик. Think about it!

СПРАШИВАЯ: Но это же, в некотором роде, “читерство”.

ОТВЕЧАЯ: Не читерство, а рациональный подход: “или шашечки, или ехать”. Что еще важно, весь этот сегодняшний новомодный левацкий скам “культурный марксизм” тогда еще не уродовал ни бизнес, ни культуру: люди могли спокойно и вдумчиво работать, и результат этой работы был, по меньшей мере, достойным. А некоторые артисты, скажем так, “не самых серьезных жанров” и вовсе умудрились стать фигурами, не побоюсь этого слова, культовыми.

Если кто-то не в шутку начнет сомневаться в заслуженности статуса Стинга или Милен Фармер, сразу ясно: перед вами дурак. Очень удобно. Если

повернуть голову в другую сторону, можно смело назвать имена Земфиры или Ильи Лагутенко, например.

СПРАШИВАЯ: Что за левацкий скам “культурный марксизм”?

ОТВЕЧАЯ: Чтобы не отходить далеко от темы, скажу “в двух словах”: раньше музыку заказывал тот, кто платил автору. Сегодня музыку заказывает тот, кто автору угрожает. И Вы, как умный человек, понимаете, какого “автора” я имею в виду, и что речь здесь идет не только про музыку.

В какой-то мере этот деструктивный эффект нивелируется “проходным” характером таких артистов: назавтра мало кто вспомнит, как правильно писать имя представительки РФ на Евровидении-2021. С другой стороны, именно проходной характер сегодняшней музыкальной индустрии приводит к взрывному росту числа такого рода “артистов”. Могут взять числом: “закидают тюбетейками”. Хотя, “я буду рад ошибиться”.

Резюмируя, скажу: наверное, хорошо, что мостиком, пойдя по которому я начал открывать для себя мир (о, пошлость) “шоу”-”бизнеса”, стал мостик именно европопа и евродэнса 90-х. Эти стили – самим своим тогдашним успешным существованием и многократным цитированием в наше время – показали, что хорошая музыка не обязана быть сложной, словно бы отталкивающей, этакой сама-выбирающей-себе-слушателя: “искушенного и утонченного” (якобы).

Я очень рад, что Aqua, Ace of Base, 2 Unlimited, Reel 2 Real и E-Type (список далеко не полный) наглядно объяснили мне, что скучная серьезность в музыке – это совсем не обязательное, а иногда – лишнее. Я это запомнил (улыбается).

СПРАШИВАЯ: Хорошо, но это явно было лишь началом, так? Что было потом?

ПРО РУССКИЙ РОК

ОТВЕЧАЯ: Потом стало ясно, что это не мимолетное увлечение, а все всерьез и надолго. В конце 1997 года во всей округе нельзя было найти школьника, непослушавшего The Fat of the Land. The Prodigy своим тогдашним успешным существованием и многократным цитированием в наше время (улыбается) – показали, что хорошая музыка не обязана быть веселой, развлекающей, словно желающей-понравиться: “смотри, чувак (тест на возраст!), я отличная песня для твоей школьной вечеринки, йоу!”. Я очень рад, что эти британцы (опять) наглядно объяснили мне, что “панк” и эстетские аранжировки не обязательно противоречат друг другу, а иногда друг другу нужны. Я это запомнил (улыбается).

Следующим этапом на моем пути стало увлечение музыкой, которую условно принято маркировать словом “рок”. Я преднамеренно так обтекаемо говорю о стилях и жанрах, потому что: во-первых, что “рок” для одного, то “попса” для другого; а во-вторых, такого рода определения – это всегда узкие рамки, тесные стены.

Я разумеется не буду упрекать кого-то за желание быть в чем-то “тру”, но и слепое бездумное следование “канонам” (особенно, если они придуманы не вами) – это ситуация, когда, повторюсь, “человек сам себя обкрадывает”. Вот Sentimental Memories of Tender Years, это что?

СПРАШИВАЯ: По-моему, это просто хорошая музыка (улыбается).

ОТВЕЧАЯ: Вот и у меня другого ответа на вопрос “что Вы пишете?”, – нет.

СПРАШИВАЯ: Так что там с “роком”?

ОТВЕЧАЯ: Если Spice Girls я увидел по телевизору, о The Prodigy узнал от одноклассников, то “рок” я услышал по радио, настроившись однажды на волну “Нашего радио” (гусары, молчать!).

СПРАШИВАЯ: Еще с Козыревым?

ОТВЕЧАЯ: Да, когда “Наше” еще не крутило сутками напролет один и тот же плейлист из 32 групп (если верить Википедии).

СПРАШИВАЯ: И что же Вы там для себя услышали?

ОТВЕЧАЯ: Дело было так. Я занимался чем-то по дому, периодически меняя радиостанцию, когда она начинала мне надоедать. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что не менял частоту уже, наверное, час, а то и больше. Я прислушался к тому, что играло в приемнике, и мне понравилось. В какой-то другой вечер в рубрике “Раритет” в “Чартовой дюжине” я услышал песню группы “Ария”, “Тореро”.

Справедливости ради скажу, это не было каким-то моментом откровения. Под аккомпанемент “метала” я рос все детство. Мой старший брат, чья юность пришлась на вторую половину 80-х, всем остальным жанрам логично предпочитал этот. Но, видимо, “всему” действительно нужно “свое время”. И вот лишь тогда, в начале нулевых, такой витиеватой дорожкой я добрался до ковена, ставшего моим музыкальным приютом на многие годы вперед.

Я отпустил волосы и вечера напролет – одну за другой – прослушивал оставленные братом черные виниловые пластинки, казавшиеся мне огромными, и которые я с почти религиозным благоговением вынимал из картонных конвертов, оформление которых могло напугать иного до смерти.

Примерно к лету 2002-го, когда я уже открыл для себя альбомы Painkiller (Judas Priest), Seasons in the Abyss (Slayer), Coma of Souls (Kreator), Talks of the Devil (Master), “Орден Сатаны” (“Коррозия Металла”), “Кровь за кровь” (“Ария”), я понял, что хочу стать рок-звездой (смеется).

СПРАШИВАЯ: Все это релизы рубежа 80-90-х.

ОТВЕЧАЯ: Именно. И вновь о случайностях, в тот момент просто “так получилось”: какие записи оказались под рукой – те и слушал. Но много позже я уже совершенно осмысленно изучал (и продолжаю изучать) этот период. Это было интереснейшее время своеобразного “пика” во всех жанрах: планка, которую задрали тогда в массовой культуре – в поп-музыке, в хип-хопе, на рок-сцене – на мой взгляд, остается недосягаемой до сих пор.

Просто посмотрите, на какие песни каких групп сегодня делают больше всего каверов. Это 80-е, это 90-е. В метале же это не просто “пик” жанра, это вершина, за которой последовал практически десятилетний обвал, закончившийся лишь в начале “нулевых” с приходом – с одной стороны Атлантики – так называемой “Новой волны американского хеви-метала”. Однако лично мне интереснее было наблюдать за тем, что творилось по другую сторону океана. И здесь моими фаворитами ожидаемо стали Children of Bodom, Nightwish, In Flames, и другие группы этого спектра.

СПРАШИВАЯ: Почему ожидаемо?

ПРО МАССОВУЮ КУЛЬТУРУ

ОТВЕЧАЯ: При всей любви к “американской” школе метала, “европейская” всегда была мне ближе.

СПРАШИВАЯ: Почему?

ОТВЕЧАЯ: США остаются экономическим гегемоном, но они никогда не были гегемоном культурным, говоря о высокой культуре. Да, американская массовая культура заменила собой миллионам детей культуру
их собственных народов. Да, Голливуд. Да, комиксы, “Том и Джерри”, и прочее, я тоже вырос на этом.

Но никакой условный “Спилберг” – даже с миллионом его фанатов – никогда не сможет встать рядом (то есть – “встать в один ряд”) с ухмыляющимся датским очкариком, снимавшем свои первые фильмы ручной камерой. Разумеется, в глазах культурного человека никогда не встанет (улыбается).

А в глазах человека, измеряющего всё и вся в категориях “лайков и просмотров” (раньше такие люди измеряли все в категориях денег, и лучше бы так и оставалось!), то конечно: не то что “встанет”, “превзойдет”!

Но если занимать такую позицию, то выходит, что условный “Глеб Голубин” (имя вымышленное, любое совпадение с реальным человеком случайно) является более талантливым композитором, чем Чайковский, потому что у него больше просмотров на YouTube? А условная “Вера Киперман” (имя вымышленное, любое совпадение с реальным человеком случайно) поет лучше “Марии Нестеровой” (имя вымышленное, любое совпадение с реальным человеком случайно), потому что зарабатывает больше денег?

СПРАШИВАЯ: …

ОТВЕЧАЯ: К чему все это отступление? (улыбается).

СПРАШИВАЯ: Да (улыбается).

ОТВЕЧАЯ: К тому, что Slayer – дубасит, Slipknot – колбасит, Hatebreed – качает, Chimaira – колотит тебя по башке, и далее по списку, и это все здорово и хорошо, но… в начале нашего разговора мы затронули вопрос “времени и места”. И вновь говоря о месте, видится важным отметить следующее.

Советская национальная политика породила множество удивительных вещей и явлений (не встречающихся больше нигде). Например, я родился в “Удмуртской АССР”, переформатировавшейся позже в “Удмуртскую” “республику”. Но, во-первых, я не удмурт. А во-вторых, даже если рассматривать национальность как культурный выбор (так называемый “культурный национализм”), то поприглядевшись и попримерившись к окружающему миру, подумав, а какая у меня могла бы найтись “бабка-цыганка” или “дед-мордва”, и что бы мне это дало в реалиях путинской “многонациональной РФ”, где выгоднее быть кем угодно, чем русским, я все-таки решил “остаться при своих”, потому что – исключительно на мой личный, никого ни к чему не обязывающий взгляд – люди, которые между тысячелетней историей, сложнейшей и богатейшей культурой, великими победами и, пусть и поражениями, но тоже – великими, выбирают наспех слепленную в период коренизации “идентичность” …

СПРАШИВАЯ: … обкрадывают сами себя! (смеется).

ОТВЕЧАЯ: Совершенно верно! (улыбается). Поэтому и не удивительно (по крайней мере для меня), что в душе человека, взращенного на Чайковском и Глинке, больший отклик находит музыка, написанная людьми, взращенными на Моцарте и Вивальди. В том культурном универсуме, в котором “Полёт шмеля” Римского-Корсакова находится где-то рядом с “Капризом” Паганини.

Именно поэтому Sinergy мне ближе, чем Five Finger Death Punch, а Sonata Arctica, страшно сказать, “роднее”, чем Lamb of God. Притом, что все эти группы – хорошие. Но к моменту, когда я стал искать деньги на свою первую электрогитару, “представление об идеальном” у меня было именно таким, “европейским”, что ли: где и скорость, и тяжесть, и изысканность аранжировок, и мелодизм. Короче, альбом Conspiracy датской группы King Diamond (смеется).

СПРАШИВАЯ: То есть опять, запись 1989 года.

ПРО ФОЛЬКЛОР

ОТВЕЧАЯ: Да, круг замкнулся. И завершая наконец (хочется верить) рассуждения о “месте”, отмечу, что некоторая “фольклорность” хоть и стала в какой-то момент коммерчески оправданной (в какой-то степени) и стала использоваться локальными музыкальными группами как некоторое “оригинальничание”, для меня была и остается “сожженным мостом”: без пути назад. И если речь не об академическом ансамбле песни и пляски, у которого “работа такая”, то надев монисту один раз, больше вы ее с себя снять не сможете, так и будете с ней дальше ходить.

Иными словами, “фольклорность” – это еще одно жанрово-стилистическое ограничение, еще одна рамка. А что может быть страшнее для творца? Фатальная ошибка думать, что инкорпорация этнических элементов обогащает произведение. Эклектика – это всегда рулетка: может украсить, а может изуродовать.

Иной аспект: совершенно органичные на культурных вечерах для “своей публики” во время каких-нибудь гастролей по Поволжью, удмуртские “Бурановские бабушки”, помещенные в контекст шоу для европейских педерастов и левых активистов (состоящих в основном из скучающих деток, больше модничающих, нежели действительно охваченных классовой борьбой гомосексуалистов), из пристойного фольклорного ансамбля автоматически превратились во фрик-шоу на потеху гогочущей толпе. И человеку, который вообще придумал эту мерзость, по-хорошему, следовало бы набить морду.

И это даже не затрагивая огромный пласт активно разрабатываемых сегодня “этических” проблем (как будто других было мало), как то, например, вопрос о “культурной апроприации”, обвинение в которой сегодня может – как брошенная обезьяной граната – полететь в кого угодно.

В общем, все это слишком тонкий лед для того, чтобы расхаживать по нему даже “в рамках эксперимента”. Спасибо Франкфуртской школе. Теперь из боязни быть в чем-то обвиненными, люди стараются не делать вообще ничего. Поэтому ни песен на удмуртском языке у меня нет, ни народную удмуртскую музыку я не использую.

СПРАШИВАЯ: Ну хорошо. А если говорить о русской культуре? Поэкспериментировать со звучанием балалаек, добавить гусли? Использовать гармонь? Здесь то Вас в культурной апроприации вряд ли обвинят.

ПРО РУССКУЮ КУЛЬТУРУ

ОТВЕЧАЯ: И этот вопрос разом высвечивает множество проблем, главная проблемность которых в том, что люди даже не задумываются над тем, что это – проблемы (улыбается).

СПРАШИВАЯ: Поясните?

ОТВЕЧАЯ: По пунктам. Во-первых, что отличает русских от (условно) якутов? Но при этом роднит с (условно) немцами?

СПРАШИВАЯ: И-и-и… что же? (удивленно).

ОТВЕЧАЯ: Сегодня русский фольклор, то есть культура “народная”, “низовая”, многими зачастую и воспринимается как “русская культура” как она есть: все эти “лапти, балалайки, кокошники”.

Но, во-первых, следуя методичкам, тиражируемым всякими русофобскими the Village, я мог бы обвинить Вас в расизме (улыбается), если бы “стрелочка могла проворачиваться” (смеется).

А во-вторых, кроме матерных деревенских частушек, с болезненным наслаждением культивировавшихся номенклатурными “советскими учеными” (само по себе оксюморон), у нас есть, простите за банальность
(улыбается), балет “Лебединое озеро”, картина “Девятый вал”, и норма литературного языка, в рамках которой написаны романы, с которыми спустя полторы сотни лет носятся растрепанные европейские профессора: Dostoevsky! Nadryv! (да-да, оттуда), mysterious Russian soul!

Точно также, как и у упомянутых выше немцев есть и schwabisch, но в Бундестаге используют все-таки hoch Deutsch. И немецкая культура, это все же, осмелюсь полагать, не столько про пиво с сосисками, сколько про Канта, про Бетховена, про “Метрополис” Фрица Ланга.

И в-третьих, самое главное, и самое простое, и самое – из-за этой самой простоты – незаметное: дело в том, что я – русский, а это значит – что все, что я делаю (в рамках творчества, разумеется), это уже русская культура. Как минимум – современная. Как максимум – такая, которой предстоит войти в культурный канон, и приобрести статус “классической”.

СПРАШИВАЯ: Звучит экстремально амбициозно. И по-отдельности тоже: как экстремально, так и амбициозно (улыбается).

ОТВЕЧАЯ: “Нормальные люди книжек не пишут” (смеется).

СПРАШИВАЯ: И вот, решив стать рок-звездой, Вы стали обладателем своей первой гитары… что это был за инструмент?

ПРО ГИТАРЫ И ГИТАРИСТОВ

ОТВЕЧАЯ: Уже много позже, мысленно обращая свой взгляд в прошлое, я подумал: возникающие на пути препятствия – это, наверное, хорошо; если вы способны сквозь них продраться, значит вам это действительно нужно. С другой стороны, может быть я просто по-стариковски идеализирую свой личный опыт и тривиально ищу оправдания тем сложностям, которых у других, особенно сегодня, попросту нет (смеется).

СПРАШИВАЯ: О каких сложностях идет речь?

ОТВЕЧАЯ: О самых простых, о тех, когда о самой музыке еще даже речи не ведется. Формально “девяностые” закончились в 2000 году, но общий уровень жизни в Ижевске был по-прежнему очень, очень низок: я одежду и обувь за старшими до конца школы донашивал, о чем тут говорить? Нищета была страшная. Отец умер очень рано, я остался с матерью-преподавателем английского языка – “бюджетницей” – и на “шалости” (а такие вещи, как увлечение музыкой, в то время проходили под категорией “шалости”) в нашей семье денег не было. Поэтому “блатные” аккорды и “армейский” бой я разучивал на каком-то, натурально, полене, которое откуда-то принес мне старший брат. Но я был благодарен и за это. Потому что это уже, хоть на шаг, но приближало меня к моей мечте. А мечтать, мечтать по-настоящему, самозабвенно, люди и способны разве что только в семнадцать (меланхолично улыбается).

Потом я скопил-сэкономил-заработал немного денег и купил свою первую “настоящую” электрогитару. Сегодня это выражение уже стало локальным мемом, но серьезно, у меня правда была “китайская электрогитара за 100 баксов” (смеется). Втыкался я натурально в советскую радиолу. В линейный вход. Потом у меня появилась первая “настоящая” педаль, как сейчас помню: Death Metal Distortion (DOD). Почему именно она? Знаете, это сегодня принято рассуждать про “германиевые транзисторы”, true bypass, кленовый топ и клееный гриф. А тогда вот на что у тебя денег хватало, на том ты и играл. Это в одной плоскости. А в другой – вот что тебе в твой город привезли дяди из “Музторга”, то ты и мог купить. Все! Без вариантов!

Во многом из-за этого у меня и было, и остается такое отношение к инструментам и оборудованию: гриф есть? “звучки” работают? Ну так что тебе еще надо? Повторюсь, может быть я банально по-старчески брюзжу, но “старая школа” приучила меня выжимать максимум возможного – в первую очередь – из самого себя, а не пенять на то, что у гитары, видите ли, “гриф толстый” или “аппарат – говно”.

Ну а потом, вернувшись из полугодовой студенческой стажировки в Голландии (осень 2005 года), я наконец смог позволить себе минимально приличный набор оборудования: и гитару, и “периферию”, и сел, вместе с Толстым, записывать наш первый демонстрационный материал.

СПРАШИВАЯ: Так, что за “Толстый”, и откуда он появился?

ПРО ТОЛСТОГО

ОТВЕЧАЯ: В нашем городе был один-единственный “рок-магазин” со звучным названием Elvis. В центре зала стояла натурально доска с объявлениями. Сегодня представить такое сложно, но тогда ребята специально приезжали туда, чтобы приколоть бумажку: “продаю бас, телефон 37-41-15, Вася” или “Ищу гитариста в группу. Стиль: метал. Звонить: 75-47-86, Петя”.

К весне 2004 года, окончательно уверовав в себя, и решив, что я “готов”, стал искать “единомышленников” и я. И они нашлись. Даже ближе, чем я ожидал. Игравший на барабанах одноклассник предложил мне объединить усилия и познакомил со своим приятелем – Дильшатом. По кличке “Толстый”.

Мы стали репетировать и скоро поняли, что отлично сыгрались вместе. Кроме того, с Толстым мы быстро сблизились уже не просто как музыканты, но как хорошие друзья. Ими мы и оставались все это время вплоть до его безвременной кончины в декабре 2020 года.

Но в наши планы по штурму музыкального олимпа вмешалось российское государство: в том же 2004 году барабанщика Мишку забрали в армию, потом на полгода уехал из России я, и вот вернувшись, заявил: “Толстый, пока ждем Мишку, пишем демо. Когда он возвращается, находим людей на бас и вокал, и начинаем уже по-человечески выступать”.

Толстому план понравился, и мы приступили. Где-то в течение полугода одна за другой были досочинены (или сочинены “с нуля”) с десяток инструментальных “рыб”, и записаны у меня или у Толстого дома.

Вернувшийся Мишка все внимательно послушал и был по-армейски краток: “За…сь. Делаем”. Но тут все пошло “немножко не по плану”…

СПРАШИВАЯ: Что случилось?

ОТВЕЧАЯ: Видите ли, юность – пора горячая, нетерпеливая, несдержанная; это возраст, в котором думаешь, что твой главный враг – медлительность; это возраст, в котором еще не понимаешь, что поспешность может перечеркнуть все. Произошло именно это. Я, все мы, вместе, были так невротизированы этой выжигающей страстью к музыке: сочинять, записывать, выступать, быстрее-быстрее-быстрее, что слишком поторопились связывать нашу творческую траекторию с траекторией человека, который нам попросту не подходил.

Он был замечательным, добрым, по-своему талантливым парнем, но был чужд нам троим также, насколько мы трое были органичны друг другу. Но поняли мы это слишком поздно. А потом еще долго не решались положить этому конец, все на что-то надеясь. В результате, время было потрачено – по итогу – впустую, а мы с Толстым – по факту – остались там же, где начинали, только потеряв при этом несколько лет: из всего того музыкального багажа, что мы с Толстым готовили для работы в будущей группе, не было задействовано ни-че-го.

И хотя весь тот “неудачный” опыт был тоже по-своему интересным, и безусловно в чем-то значимым, и наверняка в чем-то полезным, это было не то, о чем мы горели. Поэтому несмотря на все хорошее и важное, что тогда случилось, доминирующим чувством при воспоминаниях о том периоде остается разочарование. И хотя нам даже удалось добиться некоторого успеха на своей ниве, ничто уже не могло заставить нас с Толстым продолжать заниматься этим.

Конечно мы попытались начать “все сначала”, но то ли тот запас энергии, который у нас был, иссяк, то ли что-то еще. Но у нас не получилось. Потом окончательно вступила в свои права “взрослая жизнь”, потом мы разъехались по разным городам, и мы сами уже почти смирились с мыслью, что все, что осталось от наших прежних желаний – лишь десяток демонстрационных записей, сделанных в первой половине 2006 года, переслушивая которые даже годы спустя мы спрашивали (натурально писали-звонили друг другу и спрашивали): “Ну как же так?”, а потом: “Мы все-таки должны еще что-то с этим сделать”.

СПРАШИВАЯ: И все-таки сделали (улыбается).

ОТВЕЧАЯ: Да (грустно, со вздохом, улыбается).

ПРО УМЕНИЕ ЖИТЬ

ОТВЕЧАЯ: Тюкнувшая всех обухом по макушке пандемия многим спутала все их планы, заставив нервничать и даже психовать. Что до меня, то я застал начало карантина в своем родном Ижевске, куда приехал из Москвы погостить. С работы мне пришло указание никуда не рыпаться, и оставаться там, где я был. После первой недели карантина объявили вторую, после второй недели – месяц карантина, так я понял, что задерживаюсь в Ижевске надолго. Но если раньше это могло повергнуть меня в депрессию, то теперь я отнесся к сложившемуся положению иначе.

СПРАШИВАЯ: Так уж и в депрессию? И что изменилось теперь?

ОТВЕЧАЯ: В свое время я покидал “родное гнездо” неспроста. Причин было несколько, но выделяя главное, первое – это остававшаяся беспросветной нищета, застрявшая в этом городе. Несмотря на все “тучные нулевые”, в этом городе не изменилось ничего. Но первое меркло по сравнению со вторым.

СПРАШИВАЯ: И чем же было второе?

ОТВЕЧАЯ: Нам с детства вдалбливали в головы вредные глупости про “поиск причин в себе”, про “начало с себя”, про “не место, которое красит” и прочую чушь. До особенного исступления меня доводили пассажи: “Так ты сначала тут, “у себя” (в смысле – в своем городе, деревне, etc) чего-то добейся, а потом уж на Москву, Питер смотри, а как ты хотел? Не-е-е, только так, ишь какой ум-нень-кий наше-е-елся!” А если я хочу стать моряком, но родился в Калуге? Тоже с Калуги начинать? Или может быть все-таки сразу поехать во Владивосток или Питер?

(Делая отступление, поворачиваясь лицом к публике) В общем, ребята, если вы видите, чувствуете, что ваше окружение вас тяготит, место, в котором вы живете, не дает вам желаемого, если вы просто чувствуете себя не в своей тарелке, не мучайте себя, и не слушайте окружающих дураков: поймите, они вас просто забалтывают.

К счастью, я сумел понять это не слишком поздно, а потому окружение, в котором на меня – в лучшем случае – смотрели как на инопланетянина, а в худшем – как на дурака, я успешно сменил на окружение, в котором получил еще несколько высших образований (в числе которых одно европейское), устроился на не унижающую человеческое достоинство работу, а главное – нашел, наконец, “своих” людей, которые понимают кто перед ними находится, и просто за счет этого могут себя обогатить. Причем совершенно безвозмездно. В отличие от тех, кто не понимает, кто перед ними находится, и из-за этого…

СПРАШИВАЯ: …сами себя обкрадывают! (смеется).

ОТВЕЧАЯ: Да! (смеется). Но не стоит впадать и в другую крайность, и считать, что всегда нужно куда-то уезжать-переезжать. Нет. Прислушивайтесь к себе: “выбирайте сердцем!” (тест на возраст!).

СПРАШИВАЯ: Какой же я молодец, что никогда никого не слушался, а то был бы сейчас… (смеется).

ОТВЕЧАЯ: Именно! Поэтому особой радости от возвращения на малую родину я не испытал, но в свете слов Андрея “Фунта” Никитина про “неумение русских жить”, я взглянул на ситуацию по-другому, и подумал: да, я могу сейчас психовать и рваться обратно в Москву (где мне в тот момент и жить-то было негде: закончилась аренда), шухериться от ментов (все эти qr-коды для выхода на улицу) и совершать разные другие дерганые телодвижения в попытках “вернуть все как было”. А могу не дергаться, остаться в собственном доме, где без спешки заняться своими делами, накопившимися от постоянного откладывания “на потом” в силу разного рода “обстоятельств”, и в целом: не кипишить.

Попытаться не бороться с реальностью, а обратить ее на пользу себе. Выжать из нее столько пользы, сколько удастся. Научиться, наконец, жить. И тут-то я и понял. И сказал Толстому: “Дильшат. Ты в Ижевске. Я в Ижевске. Время есть. Условия есть. Желание и не уходило. И не надо дожидаться момента, когда это время закончится, чтобы понять: если мы все последние черт-знает сколько лет дожидались какого-то идеального момента, то это – он! Надо садиться и делать”.

И мы сели, и стали делать, в процессе “разделив” наш изначальный “общий” проект на два “сольного”. Но не из-за какой-то склоки, а решив, что сейчас, когда каждый из нас просто хочет закрыть для себя такой затянувшийся гештальт, и это можно с легкостью сделать в одиночку, дома, имея минимальный набор аппаратуры, и когда не нужна уже никакая “группа”, то правильнее будет сделать это поодиночке, наедине с самим собой, и уже потом – явить миру. Цельное. Художественное. Высказывание. От каждого – своё. Но этому замыслу – увы, не суждено было сбыться.

СПРАШИВАЯ: Что произошло?

ПРО РЕЛИЗ

ОТВЕЧАЯ: Мы с Толстым были в постоянном контакте, в режиме 24/7 обмениваясь какими-то мыслями, идеями, перекидывая друг другу какие-то файлы. Когда в какой-то момент он перестал отвечать, я сначала не придал этому значения. Когда он не вышел на связь и на второй день, я заволновался. На третий день мне сообщили, что Дильшат умер. Какое-то осложнение при диабете. Мне уже был не важен точный диагноз, это ничего не меняло в том, что я осиротел.

Недели на две я просто слег. А немного придя в себя, понял, что если раньше меня еще терзали исподтишка предательские мысли “а не хуйню ли я делаю?”, то в тот момент я понял, и окончательно для себя решил, что теперь у меня попросту нет другого выбора, кроме как довести все до конца. До такого финала, о каком мы думали, фантазировали, какой обсуждали друг с другом на протяжении всех 17 лет знакомства: сделать хорошую запись и выпустить ее в мир. А дальше – у всего своя судьба. Я понял, что у меня не осталось никакого права этого не сделать. И я продолжил работу.

6 января 2021 года EP из шести вещей, получивший название Sentimental Memories of Tender Years, был выложен на SoundCloud.

СПРАШИВАЯ: Не приходится сомневаться, что такое трагическое событие нашло свое отражение в этом релизе.

ОТВЕЧАЯ: Так (кивает).

СПРАШИВАЯ: Что еще сделало его таким, каким он получился? Откуда название? Идея обложки?

ОТВЕЧАЯ: Какой-то первоначальной идеи, концепции, ничего этого не было: полотно рождалось под кистью художника. Из всего того бэкграунда, к

которому я мог обращаться, я отобрал шесть вещей. По очень простому принципу: что проще и быстрее сделать “здесь и сейчас”.

По большому счету, все композиции уже были готовы: давным-давно написаны и даже записаны (в тех самых демках, о которых шла речь выше), оставались только этапы сведения и мастеринга. И хоть и это делается не за два дня, но по крайней мере я значительно облегчал себе работу.

А кроме того, мне так хотелось уйти от гитарного саунда, так прочно ассоциирующегося сегодня с “рок”-сценой, так хотелось не мыслить в рамках каких-то стилей и жанров, что шесть отобранных вещей брались еще и по принципу “как они будут звучать” без гитары.

Мне хотелось, чтобы включивший мою композицию человек услышал не “гитарный рок”, а музыку.

СПРАШИВАЯ: То есть Вы использовали не весь оставшийся с прошлых лет материал?

ОТВЕЧАЯ: Не весь.

СПРАШИВАЯ: То есть можно надеяться на какое-то продолжение? Что остающееся (пока) в тени “наследие” тоже когда-то увидит свет?

ОТВЕЧАЯ: И я искренне надеюсь, что это произойдет очень скоро. Возвращаясь к EP, продолжу, что и названия песен, и их очередность, все это формировалось по ходу работы: по мере роста ощущения готовности, цельности получающейся картины, открывать которую, в итоге, стало “Начало новой эпохи” (The Beginning of a New Era).

Название этой вещи, на мой взгляд, как и ее место в альбоме, говорит само за себя: это композиция о начинании, об открытии нового, о появлении кого-либо или чего-либо, о сопряженном с этими вещами чувстве просыпающейся надежды, и робкого любопытства. Во всяком случае, в мою голову при прослушивании этой вещи приходят именно такие образы (смеется).

Дальше идет насупившаяся композиция “Я не буду играть по вашим правилам!” (I Won’t Play by Your Rules!), слушая которую я представляю себе некое юное живое создание, отчаянно отстаивающее в окружающем мире свое место и свое право. Для меня это композиция о первом ощущении себя собой и борьбе за удержание этого права.

Давшие название альбому “Сентиментальные воспоминания о нежном возрасте” (Sentimental Memories of Tender Years), в сущности, вобрали в себя всю гамму тех настроений и переживаний, с которыми я подходил к записи этой пластинки: это и воспоминания о юности, о первых попытках заниматься музыкой, репетиции и разговоры после них, и шутки, и грусть, и моменты тоски и неверия в самого себя, и зардевшаяся надежда.

Слушать “Сентиментальные воспоминания” – как отдельную композицию, так и пластинку в целом – это как тихим вечером без спешки листать старый альбом со своими детскими и юношескими фотографиями: смотреть на них, улыбаться самому себе, о чем-то думать.

Захватывающая с первых нот и не отпускающая до самого конца “Паническая атака” – инфернальный гимн страха и отчаяния, разрывающих и душу, и рассудок – чувства, которые хоть раз селились в сердце каждого человека.

Следующая “Самая обыкновенная неповторимая жизнь” (Just an Ordinary Unique Life) – со своими “темными” и “светлыми”, переходящими одна в другую, музыкальными полосами, и чувственным проигрышем в середине – логически продолжает заданную линию, замыкающуюся на ретро-футуристическую композицию “Ключ на старт!” (Let’s Go!), с одной стороны – венчающую собой весь альбом, с другой – и своим названием, и главное – настроением – словно перекидывающую мостик куда-то вперед, в будущее: под прошлым проведена черта; то, что должно было быть сделанным, сделано. Тема закрыта. А значит – время открывать новую (улыбается).

СПРАШИВАЯ: Да уж, пожалуй, это действительно “самый интимный музыкальный релиз этого года”…

ОТВЕЧАЯ: И про тот самый пробившийся к весеннему солнцу подснежник! Его образ как-то сам собой возник у меня в голове во время одного из прослушиваний чернового микса, и потом просто не выходил из головы: в результате другого визуального образа, лучше передающего испытываемые мной чувства, так и не нашлось.

СПРАШИВАЯ: А NADRYV?

ОТВЕЧАЯ: Это – не слово даже, а понятие – я вспомнил, раздумывая о том, как, какими словами описать все то, что я планировал сделать. Я искал слова, которые лучше других подошли бы к описанию вещей, через которые я намеревался передать свое мироощущение. И вспомнил один из своих разговоров с немецким профессором, специализирующемся на творчестве Достоевского.

Он рассказал мне, что это – ключевое в романах русского классика понятие – принято считать непереводимым на иностранные языки, и показал целую статью из немецкоязычной Википедии, рассказывающую об этом феномене.

Потом он шутя добавил, что в Сети еще много разных шутливых подборок таких “непереводимых” русских слов: khamstvo, poshlost, sputnik, pogrom (улыбается). В тот момент я просто принял это к сведению, а в нужный момент вспомнил, и понял, что лучше, чем так (в моем случае) – уже не сказать.

СПРАШИВАЯ: … а сказать, а точнее – высказаться – хотелось. Так?

ПРО ТВОРЧЕСКОЕ ВОЗДЕРЖАНИЕ

ОТВЕЧАЯ: Да. Это сравнимо с сексуальным воздержанием: если долго не “выплескивать” свое “содержимое” наружу, мысль об этом приобретает характер наваждения. С творческой потенцией то же самое: периодически нужно “выпускать пар”, иначе тебя начинает словно обжигать изнутри. А там недалеко и до угрозы психическому здоровью. Вряд ли можно найти картину более раздражающую, чем “творческая” “личность” (либо считающая себя таковой), долгое время не находящая себе применения. Однако же важна еще и уместность творческого акта.

Выше я уже упоминал об опасности спешки, и – в моем случае – может быть есть какая-то польза от того, что вызревавшие во мне мысли и идеи так долго “настаивались”, многократно обдумывались, рассматривались со всех сторон, безжалостно критиковались, и также отчаянно защищались, прежде чем быть представленными миру. Зато теперь я готов держать ответ: за каждый мелодический ход, за каждое творческое решение, за каждую ноту.

СПРАШИВАЯ: Что-то похожее звучало в документальном фильме “Здорово и вечно” о первых годах “Гражданской обороны”.

ОТВЕЧАЯ: Да. Прежде чем начать что-то делать самому, Летов много слушал, читал, присматривался к уже имеющемуся (чужому) опыту. Я же, кроме окружающего мира, много времени и сил посвящал изучению себя, знакомству с самим собой. И уже потом, чувствуя обретенную внутреннюю цельность, я понял, что проделав колоссальную работу “внутри”, я готов сделать что-то и “вовне”. Как упомянутый Вами Летов, который сначала много и напряженно учился чужому, прежде чем создать свое, ни на что раньше не похожее.

СПРАШИВАЯ: Как и у Вас. Крайне сложно сказать, к какому стилю, школе, жанру, направлению принадлежит NADRYV. Может быть, это понимание сформируется позже? Для “Гроба” потом все же придумали определение “сибирский панк-рок”.

ОТВЕЧАЯ: Не знаю. Прежде всего, задачи такой не ставилось: “сделать непохоже”. Как не ставилось и задачи “сделать похоже”. Я постарался сделать “хорошо”. Вот мысль о том, что должно получится прежде всего “хорошо”, я держал в голове постоянно.

Когда тебе семнадцать, ты даже не сомневаешься, что весь мир ляжет к твоим ногам. Но когда тебе 34, ты понимаешь, что мир даже не собирался ложиться (смеется). Но именно это понимание и освобождает! “Лишь утратив всё до конца, ты обретаешь свободу” (улыбается). “До конца” – в этом контексте – это оставленные надежды на мейджор-лейблы, крупные контракты, и самолет с твоим именем на борту, под завязку набитый колумбийским кокаином и хохотливыми топ-моделями со всего мира. Поэтому – нет, говоря о “жанрах” и “стилях” – не было даже попытки куда-то “вписаться”, чтобы потом объяснять менеджеру Universal в какой категории это можно продать.

СПРАШИВАЯ: То есть Вы не продаетесь? (улыбается).

ПРО КОММЕРЧЕСКУЮ И НЕКОММЕРЧЕСКУЮ МУЗЫКУ

ОТВЕЧАЯ: Как я обычно отвечаю в таких случаях: “Я бы рад продаться, да не покупает никто!” (смеется). Я возможно чего-то в этом мире не понимаю, но я правда далек от людей, твердящих как мантру какую-то чушь про “продался-не продался”, “тру-не тру”, “подлинное искусство”-”коммерческий мусор”, и все в таком духе. Во-первых, подлинники Моне стоят недешево. Но – насколько мне известно – эти картины проходят под категорией “высокое искусство”. Нет ли здесь противоречия?

А во-вторых, как говорит при удобном случае моя почтенная матушка, “кто в церкви больше всех лоб об пол расшибает, тот в жизни – самая первая блядь”. Переводя на наши деньги: нет более узколобых, ограниченных, необразованных, а через все это – всегда ожесточенных и озлобленных – людей, (самовольно) взявших на себя роль “охранителей культа”.

Сложно найти картину более нелепую, чем стайка “панков”-леваков, как дятлы выстукивающих заученные (чужие) фразы про гуманизм, свободу, равенство и какое-нибудь там модное нынче diversity, при этом выглядящих как копия друг друга, говорящих как копия друг друга, и готовых проломить тебе голову (всей толпой) при первой попытке вступить с ними в содержательный диалог (то есть просто отказаться принимать их слова “на веру” и начать озвучивать какие-то свои мысли, выходящие за рамки их “цитатника”).

СПРАШИВАЯ: То есть Вы продаетесь? (улыбается).

ОТВЕЧАЯ: Если мне предложат оплатить проделанную мной работу, я соглашусь.

СПРАШИВАЯ: Вы как-то очень эмоционально о панках отзываетесь. В этом есть что-то личное?

ПРО ФОРМУ И СОДЕРЖАНИЕ

ОТВЕЧАЯ: Ни в коем случае. И дело не в “панках” как таковых. Просто они являются одной из идеальных иллюстраций того, что я называю “вопросом о “форме” и “содержании”, и о том, как одно зачастую принимают за другое.

Раз уж мы заговорили о punk, то как по-Вашему, что это такое? В первую очередь.

СПРАШИВАЯ: Ну, музыка протеста. Своеобразная философия жизни. Что еще? Яркие ирокезы, антисоциальный образ жизни.

ОТВЕЧАЯ: Хорошо, Вы назвали некоторые самые очевидные, лежащие на поверхности маркеры. А если мы уберем из этого списка, например, пункт про ирокезы. Но оставим все остальное? Человек останется панком?

СПРАШИВАЯ: Хм, думаю да, останется.

ОТВЕЧАЯ: А почему?

СПРАШИВАЯ: Ну потому что это не самое главное… да? Ну то есть суть то не в этом, верно?

ОТВЕЧАЯ: Верно. То есть если у нас есть “содержание”, то так ли важно, внутри какой оно находится “формы”?

СПРАШИВАЯ: Полагаю, что это совершенно непринципиально.

ОТВЕЧАЯ: Равно как и для меня. И соответственно, если содержания – нет, имеет ли значение форма?

СПРАШИВАЯ: Наверное, не имеет.

ОТВЕЧАЯ: Не имеет. Но, увы, такую позицию разделяют не все, и поэтому у нас в столичных клубах собирают аншлаги “панк”-группы, заявляющие, что им “Тиран-Путин жить не дает” (еще раз: АНШЛАГИ. НЕ ДАЕТ ЖИТЬ. СТОЛИЧНЫЕ КЛУБЫ. ТИРАН).

Те же “панки” у нас сегодня – в одном интервью рассуждают на глобальные темы (на уровне совершеннейших детей, к слову, по типу: “предки достали”), в другом ролике – рекламируют обувь. И диссонанса у людей вообще не возникает: “Ну а что? Вот же он, в косухе сидит. А вот электрогитара. Путина критикует. Значит панк”. И так повсюду.

Форма заслонила собой содержание до появления у людей слепоты: хоть в глаза им не плюй. И поэтому для меня, например, настоящий, “тру” рок-н-рольщик – это певец SHURA, который и рок-н-рольщиком то себя никогда не называл, и которому такое, уверен, даже в голову никогда не приходило, но который при этом выдавал в свое время такого угля, что родители, видя его клипы по телевизору, детям глаза закрывали.

И с другой стороны, какой-нибудь условный “Чача Иванов”, пересчитав гонорар за выступление, спокойно садится в самолет и летит в свой уютный домик в солнечной Калифорнии, уже по пути в аэропорт перестав вспоминать, как полчаса назад он кричал со сцены какие-нибудь дежурные кричалки про “протест”. Но в какую “форму” обращается это “содержание”? Цепи, кожа, фирменный мерч от NOFX: если это не настоящий панк, то что же, спросите Вы?

Так вот если вернуться к началу обсуждения этой темы, и отделить “форму” от “содержания”, то к “панкам” скорее можно отнести какого-нибудь Михаила Елизарова, в одной песне которого ума и таланта, и, прости Господи, “протеста” – и против “мэйнстрима”, и против “Системы” – больше, чем во всей дискографии “Тараканов”.

И нет порой “обывалы” тупее, чем обряженный в выцветший балахон “панк”, аскающий на портвейн у выхода из “Пятерочки”, и еще презри-и-и-тельно так подглядывающий на окружающих людей, попролевывающий так сквозь серые зубы: “с-с-суки, бля”.

Но зато ирокез зеленый!

СПРАШИВАЯ: Держа в голове все вышесказанное про “форму” и “содержание”. Какое отражение нашел этот вопрос у Вас?

ОТВЕЧАЯ: Вдоволь наигравшись по юности со стилями и жанрами, питая симпатии и к “легкой” музыке и к “тяжеляку”, и испытывая натуральное отвращение к узколобости тех, кто громче всех орет про “открывшуюся истину”, я больше всего хотел, чтобы моя музыка сама повела меня за собой, и сама бы подсказывала мне, какую “форму” придать открывающемуся мне “содержанию”. Без оглядки. Словно не было ничего “до”, и не важно, что будет “после”. Чтобы одно ни в коем случае не довлело над другим. Чтобы это было чистым откровением.

СПРАШИВАЯ: Сугубо инструментальный характер проекта: это было сделано преднамеренно?

ПРО ТЕКСТЫ

ОТВЕЧАЯ: Так уж сложилось, что я никогда не писал стихов. И петь не умел. Но здесь важнее та пресловутая “литературоцентричность” русской культуры, что зачастую играет злую шутку со своими создателями. Особенно в массовой культуре.

На днях я пересматривал “Акул пера”, в гостях у которых была “Агата Кристи”. Про ставший фирменным и узнаваемым саунд, про музыкальные темы, про многие другие интересные вещи не было сказано ни слова. Все, не сговариваясь, и так разочаровывающе ожидаемо прицепились к “кокаину”, к “гуталину”, что смотреть на то, как умные люди вынуждены разговаривать с глупыми людьми, только потому что те – “журналисты”, было мучительно.

И третье – множественность интерпретаций текста. Сейчас и в песне про черного кота, которому не везет, могут увидеть “институциональное неравенство”. А когда слышишь мелодию, ее невозможно воспринять “не так”: каждое воображение нарисует свою собственную картину, среди которых не может быть “неправильных”. Как по мне, так это и есть свобода. А не возможность орать про “анархию” из лужи мочи.

Так что, да, когда я был помоложе и побезапелляционнее, я тоже журил (любя) Земфиру, и слегка комплексовал при мысли, что могу “неправильно” понимать стихи Янки. Пока до меня не дошло, что эта психоделическая абстрактность текстов и дарит слушателю возможность “расслушать” глубоко свое, личное, интимное.

Позволю себе совершенно вольную аналогию: это как в случае с марками или грибами – поганки то едят все одни и те же, но “тающая под огнем пулемета девочка” к каждому отдельному психонавту приходит все равно своя.

А уж после того, как я ради интереса стал прислушиваться (лучше бы я этого не делал), о чем поют “у них”, так пришел к убеждению, что “Защемило в сердце мне, в голове замкнуло / Мне осталось только петь то, что ветром в голову надуло” – это прекрасные стихи; это отличные, самые что ни на есть рок-н-рольные стихи, уж как минимум не ниже уровнем, чем “A mulatto, an albino / A mosquito, my libido”.

Ну и резюмируя все эти размышления об означаемом и означающем в массовой культуре, о гипертекстуальности русской рок-лирики и постмодернизме как методе ее прочтения, и прочих вещах, связь которых с отправной точкой нашей беседы уже и не уловить, скажу вот что. Есть пресловутый выбор: или творить для вечности, или быть смытым в унитаз следующей волной ситуативного хайпа.

Я выбираю вечность.

Я выбираю великую промерзшую русскую пустоту.

Ещё новости

Добавить комментарий