Оставаясь очень близким к тексту, Марчелли так ненавязчиво сдвигает акценты, что основным героем спектакля становится полковник Ростанев. «Фофан» и мямля, как он сам себя аттестует, этот персонаж, чудилось бы, нужен Достоевскому лишь для того, чтоб выразительнее и живее показать всю гадость тирана и фарисея Фомы Опискина. Но Ростанев в выполнении Владимира Майзингера преобразуется в обаятельнейшее, трогательное и очень близкое любому из нас существо. В его трактовке полковник — доброжелательный, интеллигентный человек, который просто не может существовать в состоянии конфликта с кем бы то ни было. Поточнее — на физическом уровне не переносит чувства, что нанес кому-то обиду, чужую боль он ощущает острее, чем свою.
Максимов: Нигде нет таковой слаженной работы, как в театре Вахтангова
Совершенно-то играться такового насквозь положительного персонажа и тяжело, и скучновато. Но Майзингер находит для собственного героя так различные краски, что все два с половиной часа, что продолжается спектакль, его переживания гипнотизируют зрителя. Он и смешен, и обаятелен, нередко жалок, периодически — страшен. Но основное, что так по-человечески понятна его зависимость от демагога и болвана Фомы!
Авангард Леонтьев, играющий Опискина, как будто бы не стремится выпятить собственного героя в центральные фигуры спектакля. Неказистый хлюпик надувает щеки, красиво «срезает» Ростанева — но публика все равно с симпатией поглядывает на его визави. Похоже, этого и добивался режиссер.
«Я желаю, чтоб зритель ахнул: это история про меня!» — гласит Евгений Марчелли.
Режиссер так ненавязчиво сдвигает акценты, что основным героем спектакля становится полковник Ростанев
И впрямь: спектакль принудит почти всех о многом задуматься. Вот, к примеру, для чего весь двадцатый век различные психологи и социологи разламывали головы над всякими психозами (включая массовые) и методами управлять людьми — так, чтоб тем чудилось, как будто это все для их же блага. И небезызвестный Дейл Карнеги посреди века написал собственный труд «Как завоевывать друзей и оказывать воздействие на людей». Но — для чего?! Ведь за 100 лет ранее Достоевский уже понятно расписал все тонкости искусства манипуляции человека человеком.
Театр "Суббота" выпустил премьеру про современную бесприданницу
Приемчики Фомы Опискина, в сути, сводятся к тому, чтоб употреблять для себя на благо наилучшие порывы эмоций в его наивном окружении.
В спектакле Марчелли совершенно все замешано на любви. На страстях, туманящих мозги. Отсюда и заглавие. В сцене со слугой Фалалеем (Александр Якин), когда Фома на публике казнит бедолагу за пляску простонародного «Комаринского» в солидном обществе, на заднике сцены возникает, как подсказка, текст народной песни. Не все, может быть, помнят, но сюжет ее в самых площадных формулировках ведает о соитии барыни с мужчиной.
И вот уже в конце, когда маменька-генеральша (Ира Пулина) взывает к Ростаневу: «Вороти Фому! Не могу без него!», — почти все в тугом узле отношений в этом доме проясняется. Она к Фоме неравнодушна. Но не может дозволить для себя ничего излишнего с сиим «святым» семейным приживалом — поэтому что неблагопристойно.
И у Фомы в душе, как видно, тоже огонь страстей — таковой, что он опасается признаться в их даже себе. От зависти он сам готов сойти с мозга — и всех со свету сжить. От зависти ко всем, кто дозволяет для себя то, о чем он только украдкой грезит. От зависти к комаринскому мужчине, который — р-раз — и пустится в беспутство. К полковнику Ростаневу, который смеет полюбить, ну и готов жениться на «неровне».
Фоме Опискину такового не дано — и он манипулирует иными. В этом искусстве ему в подметки не годится никакой Карнеги. Нужно увидеть, что в спектакле совершенно на удовлетворенность зрителям шикарный актерский ансамбль: Анна Ниловна (Анна Галинова), Анастасия Светлова в роли Татьяны Ивановны, а детки Ростанева — каковы!
МХАТ имени Горьковатого открыл сезон премьерой спектакля "Красноватый Моцарт"
Спектакль быстро летит к концу. Понятно, что «Село Степанчиково» и Фома Опискин почти во всем строились у Достоевского как литературная пародия на Гоголя времен его «Избранных мест из переписки с друзьями». О этом много сказано когда-то в литературоведческих трудах Тынянова. Федор Михайлович шел от Гоголя — и отгораживался от него сразу.
Напоминание о этом росписью-виньеткой, оканчивающим штрихом звучит в спектакле. Манипулятор, до этого стоявший на пути, в подходящую для него минутку соединяет руки Настеньки и Ростанева и вспоминает Гоголя: «Несчастье есть, быть может, мама добродетели. Это произнес, кажется, Гоголь, писатель ветреный, но у которого бывают время от времени зернистые мысли».
В спектакле у Марчелли эти зерна прорастают. Конец: все счастливы и признательны ханжу. Ходячий фейк, создатель своевременных иллюзий — Фома Фомич непобедим.