Назарова — актриса, киносценарист и преподаватель, приглашенная на постановку худруком МХТ Сергеем Женовачом, — сама избрала материал. Имя драматурга в программе не обозначено, возможно, это ее сочинение по повестям и рассказам Андрея Платонова.
В Москве практически сразу вышли два спектакля о абсурде жизни
Край бесплодной земли, позабытые богом люди, задумавшие перевернуть мир, подорвать Землю до самого сердца, чтоб извлечь из нее нескончаемый припас благодати — Ювенильное море, напоить землю, переустроить Вселенную, создав круглосуточное электронное солнце, и воскресить мертвых, победив навечно погибель.
Камерная сцена засыпана песком, в каком разбросаны заржавелые железки, слабо освещена кругом искусственного солнца — в песок падают без сил изможденные, одетые в ветошь люди. Художница Юлиана Лайкова выдумала образ бесплодной и красочной пустыни, вписав в решение спектакля «всего Платонова». Всего создателя тут и играют, исследуя не только лишь его философскую поэтику, да и его юмор, его метафизичность, его безысходную нежность к безнадежным людям. Живы и мертвые прогуливаются рядом, бог мешается в данной для нас массе, рай отыскивают под землей, а землю планируют высвободить от людей для хлеба и опытов науки.
В этот мир приходит фанатик-бродяга Николай Вермо. Евгений Перевалов играет человека застенчивого, хрупкого, не революционера, а поэта; плечико косо вздернуто, тонкие руки перебирают струны на инструменте вроде гуслей, глаза обращены ввысь — и только в конце спектакля мы узнаем, что отчаянное его неприятие божьего творения соединено с тем, что погибель отняла у него супругу, и он кидает вызов Богу, уверенный, что лучше понимает, как устроить мир. В совхозе «Доброе начало» он встречает парторга Надежду, и эта встреча рождает утопическую мечту, ради воплощения которой она готова, как в притче, пройти все тесты, чтоб добыть материалы на величавую стройку, а он тем временем убьет совхоз как отжившее, освобождая землю для новейшей жизни, вкупе с домами, скотом и людьми, у каких очень рыдают голодные детки.
Тут рай отыскивают под землей, а землю планируют высвободить от людей для хлеба и научных опытов
Надежда (Вероника Тимофеева) — не плакатная комсомолка, а бледноватый несгибаемый росточек. Ее хождение в город за динамо-машиной для добычи Ювенильного моря — сказание о горестях, которые и в городке таковы же, как в деревне. Любой мужик на ее пути влечется к ней, поэтому что она — теплая надежда, обещание счастья в метафизическом смысле. Спектакль — сказка, герои — архетипы, и актеры самой психической школы показывают умение сыграть символические смыслы. Горластая партийная старушка Федератовна у Юлии Чебаковой, секретарь райкома Упоев у Артема Волобуева — Командор, пугающийся своей тени и спящий с пистолетом, татарин Кемаль Павла Ващилина, от безвыходной любви придумавший электронное солнце и изваявший всех погибших, чтоб позже помнили, кого воскрешать, тихая доярка Айна у Алены Хованской — убившая себя от тоски по погибшим детям и не находящая покоя, приходя побаюкать чужих малышей и слушать про будущее счастье. Любая роль выписана графично и верно, и любой персонаж в самом для себя являет схватку «неверного», теплого, очень людского и абстрактной, слепящей разум идеи. Из этого столкновения высекается хохот — как ситуативный, в веренице смешных положений, так и горьковатая драматичность над утопией.
Театр Наций поставил спектакль на злость денька по роману Уэльбека
Когда сумасшедшая мысль легче всего завладевает мозгами? Из спектакля ответ предельно ясен: как и во всей истории населения земли — когда реальность припоминает ужасный сон. Тут едят песочную кашу, грезят о глотке воды, выдумывают электронную гильотину для человечного убийства звериных, а людей хоронят, унося на досках. «Аппетит народа тормозит движение страны», — заявляет председатель Умрищев (Николай Сальников), чей основной завет — «Не соваться», и дает приблизить погибель к народу, чтоб ужас отвлек людей от голода.
Повседневность катастрофических сюжетов в спектакле соединена с юмором, с бережной передачей платоновского языка, красотой мизансцен и света, блеском актерских работ, выдержанным ритмом долгого спектакля, слаженностью ансамблевого дыхания. На сцене — весь платоновский мир в миниатюре, и поэтичность и мудрость этого мира театр будто бы в первый раз указывает, выявив его поразительную актуальность.